Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров

Грязное с Залесским переглянулись, не веря ушам своим.

— Да он же знал! — догадался Залесский. — Не видишь? Дурачком прикидывается.

— Честное слово, ребята, — серьезно сказал Турецкий.

— Да ладно врать, — отмахнулся Игорь.

— Значит, сорок старцев... — Саша задумался.

— Какие еще старцы? — насторожился Грязнов.

— Долго объяснять, Слава. Художественную литературу надо иногда почитывать, а не только уголовный кодекс... А как же это было? Где?

— Послушай, ты что, действительно ничего не знал?— изумился Грязнов. — Ну и дела... Иди в цирк работать! А как было? Просто. Легче только репку выдернуть...

Водитель Сучкова с Садового кольца повернул на Первую Брестскую, чтобы у Белорусского вокзала вырулить на Ленинградский проспект и ехать в Шереметьево встречать делегацию. И возле Палас-отеля, на углу Грузинской, который строят югославы, прямо перед его носом возник какой-то грузовик с прицепом, въезжающий на стройплощадку.

Водитель Сучкова притормозил. И в этот момент сзади, справа от сучковской «Вольво», подлетела и резко остановилась черная «Волга», хотя именно для нее проезд вперед был еще открыт. А дальше, как слышали и видели свидетели со стройки, в течение буквально нескольких секунд автоматчики из «Волги» изрешетили заднюю дверь «вольво» за которой сидел Сучков, послали очередь в выскочившего из машины телохранителя, и «Волга» умчалась дальше, благо впереди транспорт уже рассосался

Шофер грузовика, не успев ничего сообразить, пересек, наконец, узкую Брестскую и въехал на стройплощадку.

Перекрыть движение в этом месте — задача не из легких, движение сумасшедшее, единственный, по сути, выход с Садового на Ленинградский.

В общем, когда примчались ребята из Тверского ОВД, главные свидетели давно уехали, а те, кто был, включая насмерть перепуганного, но незадетого водителя «вольво», ничего внятного, кроме рассказанного, добавить не могли. Сучков был убит наповал. Телохранитель ранен, скорее даже задет. Вот такие пироги...

Собрали два десятка гильз от «Калашникова». «Скорая» увезла тело Сучкова и раненого Сорокина. Машина же, точнее ходовая ее часть и мотор, совершенно не пострадали, и водитель сам уехал на ней в гараж.

Никто, конечно, и номер «Волги» не запомнил. Черная «двадцать четверка» — и все. Придется в газетах объявлять, призывать свидетелей, да кто откликнется?.. Объявили в розыск. А что толку-то? Это же заказуха!

— Но как же ты угадал? — допытывался Слава.

— А почему от него неделю назад старый его телохранитель ушел, Кузьмин? Кто мне объяснит?

— Он не ушел, — возразил Залесский, — ты разве забыл? Сам же говорил, что его Сучков выгнал.

— А разве нельзя уйти по собственному желанию и таким образом? И почему, когда он появляется и задает вопросы про кого-нибудь, того человека вскоре убирают. Он и теперь исчез, будто хочет следы замести... Вопросы есть, а арестовать не за что...

Размышляя вслух, Саша стал снова набирать номер телефона, подождал и с досадой швырнул трубку.

— Черт знает что такое! Куда она могла деться?

— Постой, ты о ком? — поднял свои опаленные брови Грязнов. — Об Ирине, что ли?

Ну о ком же еще? Больше часа звоню — тишина. — Турецкий раздраженно сморщился.

— Она вместе с Масловым на какой-то урок поехала. На Ленинский.

— Господи, что ж ты раньше не сказал, видел же, как я набираю... Тогда все в порядке.

— Расскажи, как съездил, — спросил Грязнов.

— Ушел от хвоста, наглого такого, пришлось даже правила на переезде железнодорожном нарушать. Серый теперь был «жигуль». Кажется, ребята, нас стали пасти всерьез... Да, а картотека, скажу я вам, у деда весьма интересная. Я там много чего навыписывал. Только вот не пойму, зачем она ему. Польза-то какая? Один вред. Вот Никольский, например, был у него и всю картотеку видел. А зачем она ему? Беспредельщиков для Барона искал? Да, кстати, Слава, спроси мать-начальницу, она не забыла про Пермь? Следователя в колонию послать... Не бездельничай, позвони, а то от моих просьб она скоро взвоет.

Слава послушно набрал номер Романовой. Но не успел и рта открыть, как Романова, похоже, вылила на него столько, что бедный Грязнов из рыжего превратился в бледного — прямо на глазах.

Турецкий, не совсем понимая, о чем идет речь, сказал негромко Залесскому, чтоб не мешать Славе:

— Я сейчас не хочу рассказывать подробно, чтоб потом не повторяться. А Костя освободится — у него какое-то очередное совещание по путчистам, — и изложу со всеми деталями, ладно?