Владимир Тодоров - Пятый арлекин

Но отдельные листья, избранные судьбой, навечно попадают в камень и застывают в бессмертии. Судьба сделала их своими избранниками из миллиардов и миллиардов тех, что не пережили отведенного им природой одного сезона. Мы — также избранники судьбы. Крысиный род пережил великих мамонтов, динозавров, летающих ящеров. Много видов исчезло на земле в результате эпидемий, потопов, вулканов и — прочих катаклизмов. Но мы выжили.

Мы вгрызаемся в дерево, мы проходим сквозь камни мостовых, мы просачиваемся в водоотводные системы и нет для нас преград, естественных или созданных человеком. Мы вечны: мы были, мы есть, мы будем.

Онур умолк и подданные в знак восторга заколотили хвостами по асфальту.

— Онур велик! — взвизгнула старая облезлая крыса. — Я слыхала Онуров: пятнадцатого, четырнадцатого, тринадцатого. Я пережила трех императоров, но не было среди них равного по мудрости Онуру Шестнадцатому!

Старая крыса обнажила в улыбке острые, стершиеся клыки и оглянулась по сторонам, надеясь увидеть поддержку своим чувствам. Океан восторга исторгали крысы всех возрастов от мала до велика.

— У меня дурные вести, — продолжал Онур, — нам предстоит переселение. Вы знаете, что в двадцати километрах отсюда построен новый порт, но там для нас не найдется места. Все пакгаузы и подземные сооружения, каждая щель в новом порту обработаны ядами, от которых погибнут наши дети и вымрет наш род. Но вы знаете, что старый порт, столица нашей империи, будет днями предан огню и уничтожен. У нас осталась последняя возможность сегодня же отплыть с последними пароходами в те части света, куда еще не проникла цивилизация в ее разрушительной для нас стадии. Все не поместятся на одном пароходе, и поэтому нас разорвут расстояния. Но мы дадим знать о себе друг другу и соберемся в конце концов вместе. Не предавайтесь отчаянию. Помните, что мы вечны, и что сыровары Голландии производят знаменитые сыры в первую очередь для нас, мы же первые потребители и ценители изделий мюнхенских колбасников и пекарни Парижа недаром раскладывают на полу хлеба разной выпечки, и тот хлеб, который первым надкусит крыса, идет высшим сортом.

Мы переносим жару тропиков и холода северных широт, мы стойки перед эпидемиями, вечность поселилась в нас и мы растворились в вечности.

Не занимайте пароходов с техникой и горючим, они нам бесполезны. Я отсюда вижу пароход, загруженный восточными сладостями: на нем поплывут семьи с маленькими детьми. Детям необходимы сладости. Далее я вижу пароход, забитый доверху кожами и шкурами, окороками и колбасами: на нем поплывут старики, мясо сбережет их силы. С этим пароходом поплыву и я. Молодежь и холостяки займут пароход, стоящий у левого пирса. На нем поплывут туристы, они обеспечены разнообразной едой и там много музыки. Я любил музыку, когда был молодым. И мы простимся сегодня с Испанией до лучших времен.

Онур умолк, собираясь с новой мыслью и ожидая восторгов, услаждающих слух любого монарха. Неожиданно нос его задвигался с необычайной быстротой, глаза стеклянно вздулись и в них, как в теодолите, перевернуто отразились служители порта в синих халатах с огнеметами в руках. Они загородили сетками единственный проход в доки и устраивались попрочнее на каменном заборе, ограждавшем безлюдный порт.

— Не поддавайтесь панике, соблюдайте порядок, — хотел крикнуть или выкрикнул Онур эти уже бесполезные слова, но было поздно. Глаза огнеметов смотрели неумолимо, как глаза судьбы.

Первый огнемет выбросил гудящее пламя и выжег в крысином скопище пятидесятиметровый коридор. Это был сигнал к крысиному Вавилону. За первым огнеметом вступили другие, и, сквозь беспощадный, всепожирающий огонь, бешено метался, ослепленный ужасом и болью, миллионный крысиный народ. Писк сотен тысяч слился в один смертельный голос, крысы карабкались друг на друга прыгающими горящими факелами, дымились, скрюченные, с лопнувшими от жара зрачками, замирали грудами обугленных, искореженных тел, с нелепо разбухшими, вздутыми хвостами. Вскоре все было кончено: весь двор был покрыт мертвым ковром и пеплом. Кое-где сочились дымом, догорая, последние крысы, с обнаженными зубами, не поддавшимися огню. Миллион оскаленных друг на друга мертвых зубов.

Служители собрали орудия уничтожения и ушли, окончив свое дело. Вслед за ними придут санитары и вывезут убогие останки на поля.

Из небесной дыры стекала неестественная тишина, но вот в углу двора в крысиных трупах почудилось шевеление и на поверхность вылез Великий Крыс Онур Шестнадцатый. Он обгорел и был черен, как уголь. Он тяжело полз по трупам, и на голове его торчала корона из слоновой кости с обгоревшей позолотой работы Годфри и Смайлса, а одной лапкой он придерживал камертон парижского мастера Мориса Лажье.