Владимир Тодоров - Пятый арлекин

И вот только Кольцов набрал воздуха в грудь, чтобы произнести первое торжественное слово, как раздался долгий тревожный звонок в дверь. Тревожный потому, что так настойчиво Неживлевым никто не звонил. У присутствующих (имеется ввиду мужская половина) пронеслось в сознании множество вариантов, большинство которых сходилось к одному: выследили, и за дверью сейчас находятся люди, облаченные всей властью и полномочиями, которые не посмотрят и не примут во внимание, сколько на сегодняшний день стоит Кольцов, Чуриков или Неживлев с Красновым, а даже наоборот, если и примут во внимание, то от этого только проиграешь: кто больше стоит, тот больше и получит. Первым нашелся Олег Михайлович Карнаков, у него все-таки было больше причин оставаться спокойным, имея такое надежное прикрытие в лице отца. Он поднялся и спокойно, играя этим спокойствием на публику и в первую очередь на Веронику, направился в коридор ко входной двери, усмехаясь внезапно возникшей скрытой панике. „Рыльце в пуху — вот и засуетились“, — подумал он почти злорадно. Себя он к этой публике не относил. Подчеркнуто не глядя в глазок, он распахнул дверь — на лестничной площадке стоял невысокого роста сельский гражданин в потертом пиджачке и потрескавшихся ботинках. Уж этого никак не мог ожидать Олег Михайлович; от неожиданности он искренне рассмеялся, потому что за мгновение до этого подсчитывал варианты, как объяснить, если за дверью действительно окажутся работники органов внутренних дел, свое присутствие здесь, да и то только на первых порах, потому что за последствия он никак не переживал: обошлось бы все это теплой компании в триста тысяч на всех. Ну, может быть, чуть меньше. Когда он рассмеялся то и остальные немедленно потянулись к двери. Пришедший человечек смутился от подобного интереса и выжидательно смотрел на столпившихся у двери молодых людей, будто специально собравшихся на съемки зарубежного фильма о сладкой жизни кинозвезд первой величины.

— Чего изволите, сударь? — потешно спросил Петр Николаевич Рожнов, входя в свою обычную роль шута и конферансье, — мы сегодня ничего не… — он хотел добавить, что сегодня здесь не подают, но получил неожиданно толчок от Чурикова, невзлюбившего этого шута, и тут же замолчал. Чуриков же давно взял за правило понапрасну людей не обижать, а если наказывать, то за дело, чтобы те знали за что, и впредь „ничего такого“ себе не позволяли.

— Что вы хотели? — серьезно и строго спросил Иван Николаевич, оглядывая посетителя с головы до ног, подразумевая возможную провокацию со стороны следственных органов.

— Я бы хотел повидать генерала Неживлева Александра Филипповича, — почти шепотом ответил человечек, заробев при виде такой шикарной компании, а пуще всего от ослепительной прихожей, открывшейся перед ним, хотя там и стояло всего лишь несколько бронзовых и мраморных скульптур, как при входе в Эрмитаж или Русский музей, освещенных двумя хрустальными люстрами с фарфоровыми свечами, имитирующими настоящие стеариновые, оплывшие от нагара.

— Неживлева? — переспросил Семен Михайлович, принимая по праву хозяина управление разговором на себя. Напряжение прошло и он снова чувствовал себя раскованно, в голосе появилась обычная почти неуловимая пренебрежительность, подчеркиваемая лишь растягиванием гласных. Где-то подслушал Семен Михайлович подобную манеру разговаривать и с удовольствием принял ее. — Что же вам надо, уважаемый, от Александра Филипповича?

— Да ничего, собственно говоря, не надо, и если его нет, то я как-нибудь в другой раз. А то и вовсе не зайду. Я проездом здесь, из Астрахани. Горин я, Вячеслав Андронович Горин, агроном в сельхозобъединении „Заря“. Мы списались два года назад с вашим отцом, — робко продолжал Горин, — и он пригласил меня заглянуть к нему в гости при случае. Да я так и не собрался. Я ведь его через газету отыскал. Мы воевали вместе в одном полку, только он войну закончил майором и дальше по военной части пошел при штабе, а я демобилизовался лейтенантом. А потом в агрономы подался.

— Александра Филипповича, моего тестя, нет дома, в отъезде он, — ответил Неживлев, смеясь в душе над своим недавним страхом, относя его за счет уставшей нервной системы, потому что, если разобраться серьезно, без излишних отрицательных эмоций, то чего бояться, когда Олег Михайлович здесь, не говоря уже о защите, которую способен обеспечить собственный тесть. Поистине — у страха глаза велики! — заключил про себя Семен Михайлович, доброжелательно глядя Горину в глаза. Да и почему не посмотреть на человека по-доброму, если он от тебя ничего не требует и абсолютно тебе не опасен? Тут бы самый раз и закрыть перед Гориным массивную дверь, ведь дальнейший разговор обе стороны ни к чему не обязывал, да вот подвело чутье всех, в том числе и Краснова, хотя он неоднократно подчеркивал свой собачий нюх. И даже Игина и Чурикова подвело, хотя и те чуяли любую ревизию или проверку, да и вообще обладали нюхом на официальных людей, призванных контролировать деятельность торговых и обслуживающих заведений. Больно уж ничтожным показался им Горин в своих стоптанных ботинках, а причина такой промашки заключалась в следующем: захотелось посмотреть поближе на человека „с другой планеты“, может для собственного утверждения. Глядите, вот какие еще черви по земле ползают, раскройте глаза пошире наши дорогие, сладко кормленные жены. Не были б мы рядом с вами, может и вам пришлось бы ползать по полю, выкапывать ручками сахарную свеклу или другой нужный сельскохозяйственный продукт, получая при этом сотню — полторы в месяц. А мы вам создали условия, в которых вы живете и холите свою изнеженную ангельскую плоть, поднимаясь с мягкой постели в двенадцать часов, попадая к четырем к маникюрше, а дальше по усмотрению: то ли на премьеру зарубежных гастролеров, то ли в загородный ресторан, то ли еще неизвестно куда и с кем, пока мы вершим свои нелегкие дела. И никаких тебе забот в вашей жизни, никакой ответственности, разве что перед богом, которого никто не видел. Да, в эту минуту легче легкого было спровадить Вячеслава Андроновича Горина, потому что сам он ни на что не претендовал, в дом войти не стремился. Но все-таки настояли, потому что желание завести его в квартиру охватило неожиданно всех, включая даже осторожного и нелюбящего дешевых цирковых эффектов дядю Васю „Грума“. Любопытство одолело, а действительно, что скажет серый навозный жук Горин, увидев, как живут на свете другие люди, имеющие право на такую жизнь в силу своих деловых качеств и исключительности.