Владимир Тодоров - Пятый арлекин

— Что изволите собирать? — спрашивает с усмешкой Мильчин, — геммы, камеи, ростовскую финифть? Или стекло Нанси?

А мне стыдно сознаться, что я не знаю точно, что же это такое — камеи, геммы, а о финифти или про Нанси вообще ничего не слышал.

— Так, — отвечаю без особого энтузиазма, — разное.

— Выходит, коллекционер широкого профиля.

— Выходит, так.

— Что ж, ведите и показывайте, что у вас есть, — цедит Мильчин снисходительно, а мне стыдно, что кроме миниатюр у меня ничего нет.

— Ко мне сейчас нельзя, — говорю, — ремонт, я лучше кое-что вынесу сюда.

— Хорошо, — согласился Мильчин, — только недолго, у меня через полчаса съемки.

Я, молодой задиристый лейтенант, чуть не вприпрыжку побежал в дом за миниатюрами. Принес, показал. Мильчин бесстрастно осмотрел доску, скорее даже небрежно, вернул и, будто размышляя, как бы мне поделикатнее сказать, произнес:

— Молодой человек, вы знаете, что это такое?

— Миниатюры, — отвечаю, а сам уже понимаю, что сильно промахнулся с этой доской.

— Правильно, миниатюры. Только эти миниатюры с кладбища.

— Как с кладбища, с какого еще кладбища? — а у самого мороз по коже. — Я их у людей на дому купил.

— Охотно допускаю, — снисходительно рассмеялся Мильчин, — что вы иx не отдирали с памятников, этого только не хватало. Объясню популярно, притом совершенно бесплатно: в прошлом и начале нашего века миниатюры специально заказывали при жизни художникам, чтобы потом родственники могли приходить на могилку и смотреть на дорогое лицо, вспоминая покойника добрым словом. В смутное послереволюционное время разные проходимцы, пользуясь безнаказанностью, воровали их с памятников и продавали неопытным собирателям старины, выдавая за произведения искусства.

— Но позвольте, — попытался возмутиться я, только лишь наперекор снисходительности Мильчина, — а разве это и в самом деле не произведение искусства? Вот чиновник в парике с буклями, весь мундир в орденах, наверное, министр в правительстве Екатерины II, рядом женщина с медальоном на груди, в медальоне изображение чуть ли не самой царицы, а вот явный масон в цивильном платье, в петлице фрака черная полоска, знак тайной ложи…

— А вы, лейтенант, глазастый, — одобрил мою прыть Мильчин, — это хорошо, не пройдет и десятка лет — станете специалистом по русской живописи. А пока слушайте меня внимательно, как на учениях, когда командир полка ставит перед вами тактическою задачу. Немедленно попытайтесь сплавить кому-нибудь этот шедевр! — «шедевр» он произнес с таким пренебрежительным оттенком, что у меня возникло отчетливое желание немедленно уничтожить доску с кладбищенскими миниатюрами.

— Ну-ну, — успокоил меня Мильчин, разгадав намерения, — какой вы, право, эмоциональный. Сколько рублей заплатили? Десять, двадцать, тридцать?

— Сто, — произнес я неохотно.

— При вашей зарплате не так уж мало. Не жалко заплатить и двести, если действительно приобретаешь шедевр, но за рядовые работы сто рублей — роскошь, притом непозволительная. Тем более, что ваше приобретение бессмысленно, дурной тон вешать на стену картинки с кладбища.

— Что же мне с ними делать? — спрашиваю в растерянности.

— Я же сказал — сплавить тому, кто разбирается в этом еще меньше, чем вы. Мне известен такой тип, с претензиями на большую образованность. К тому же, он человек обеспеченный. Вот он их и съест, образно говоря. Через неделю у меня заканчиваются съемки и я его увижу в Москве. Доску я забираю у вас немедленно и сразу же возмещаю вам расходы в сумме ста рублей. И ему отдам за эту же сумму, чтобы без потерь.

Мильчин покопался в бумажнике и протянул мне сто рублей одной купюрой. Я взял, но вид у меня, вероятно, был нерешительный. Мильчин это заметил и тут же говорит:

— Вы, дорогой лейтенант, наверняка сомневаетесь, с какой, мол, это стати гражданин Мильчин оказывает вам услугу. А не собирается ли он вас надуть, не так ли? Если закрались сомнения, то получите вашу мемориальную доску обратно.

Я, конечно же, сразу: «Ну, что вы, Юрий Гаврилович, как вы могли подумать?» и прочий словесный винегрет типичного провинциала. А Мильчин продолжает бить лежачего:

— Ничего страшного, если и подумали. Я отвечу: вы мне симпатичны и напоминаете меня самого, моложе лет на тридцать. В общем, давайте дружить. Я у вас, как правило, бываю не реже одного раза в полгода. Буду вашим наставником. А вот подарок, в залог наших будущих добрых отношений, нэцке, возьмите на память.