Эдриан Маккинти - Деньги на ветер

Стены комнаты были выкрашены в неяркий желтый цвет; если не считать нескольких газетных вырезок на полу, все довольно опрятно. Вдоль стены стояли шкафы, через окно, выходящее на фасад, я видела детей, они перебрасывались мячом для американского футбола.

Чем дольше я так стояла, тем труднее было начать.

Неслышно ступая, стараясь, насколько это позволяли натянутые нервы, не совершать лишних движений и не шуметь, я сделала несколько шагов к креслу. Посмотрела на нож.

Как я это сделаю?

Быстро.

Одним движением. С первой попытки, потому что второй не будет.

Становлюсь у него за спиной, смотрю сверху вниз на макушку. По краю лысины кайма седых волос.

Сжимаю нож, делаю глубокий вдох. Нож рассекает воздух и замирает у его горла.

— Не двигаться! — предупреждаю я.

— Твою мать! — пугается он, но не двигается.

— Это охотничий нож, он у яремной вены. Не шевелись, не то рассеку — умрешь через минуту. Ты меня понял?

— Да, понял, — говорит он с неожиданным хладнокровием, как будто маньяк с ножом, появляющийся во время телепередачи, — явление для него неприятное, но вполне обыденное.

— Поставь пиво, — командую я.

— Чего тебе надо? — спрашивает он.

— Пиво поставь.

Он ставит банку на столик рядом с креслом.

— Чего надо? — снова спрашивает он.

По-прежнему держу нож у яремной вены, другой рукой достаю наручники и бросаю ему на колени.

— Надень. Очень медленно, — приказываю я.

— Нет уж. Ты меня убьешь.

— Никого убивать я не собираюсь. Скоро уйду, будешь смотреть дальше. Обещаю: сделаешь, как говорю, будешь цел и невредим.

— Гм, прямо не знаю, — говорит он.

— Я что, похожа на убийцу?

— Понятия не имею.

— Делай, что говорю!

Он втискивает запястья в наручники.

— Никогда таких не носил, — ворчит он.

Руки у него сцеплены, я выхожу из-за кресла. Вид маски его сильно пугает. Пока он приходит в себя, проверяю, надежно ли защелкнуты наручники. Надежно. Хорошо.

Он совсем не такой, как я себе представляла. Лет шестьдесят пять, может быть, семьдесят, в клетчатой рубашке и темно-синих джинсах. По всему видно, что работал не в офисе — синий воротничок. Глаза зеленые, проницательные, добрые. Тяжело было бы убить такого человека.

— Почему бы тебе не сесть? — предлагает он.

— И в самом деле.

Выключаю телевизор, сажусь в кресло-качалку напротив него. Кресло-качалка. Будто только вчера в Сантьяго-де-Куба я наблюдала за маленьким торжествующим Рики, сидевшим в кресле-качалке дяди Артуро. Рики выигрывал, мама смеялась, папа подмигивал, Лиззи разревелась. Годы ушли как игральные карты. Исчезла Куба, я в стране, о которой можно было только мечтать, в Америке, в безымянном местечке в пригороде горного городка в Колорадо, напротив меня пожилой мужчина, папа умер, Рики — голубой, у мамы вот-вот вовсю разыграется болезнь Альцгеймера, а сама я не говорила с Лиззи, Эсми или дядей Артуро уже лет десять.

— Ну, — говорит он. — Чем могу?

— Простите?

— Чем могу быть полезен?

— Я по объявлению, в газете.

— Какому объявлению?

— Насчет оружия.

— По акценту слышу, вы не из наших мест.

— Верно.

В глазах у него мелькают искорки.

— Что ж, должен вам заметить, мадам, вот так — с ножом да наручниками — не лучший способ отзываться на объявление в газете.

— Мне пистолет нужен, — признаюсь я.

Он почесывает нос и поднимает скованные руки:

— Понятно. А зачем это, позвольте поинтересоваться?

— Для самообороны. Я бы в городе купила, но денег не хватает.

Он хмыкает, прочищая горло.

— Ладно. Давайте без обиняков. Выходит, вам угрожают, вам нужен пистолет для самообороны, но у вас мало денег, поэтому вы решили вломиться ко мне в дом, чтобы завладеть оружием? — спрашивает он.

— Да.

Подумав некоторое время, он соглашается.

— Что ж, мадам, раз вы пошли на такой риск, непростая, значит, у вас ситуация, уж это точно.

Киваю в знак согласия.

— У меня у самого две дочери. Обе в Калифорнии.

— Гм.

— Две дочери, четверо внуков. Все девки. Ни одного парня. Вы не подумайте, я не жалуюсь. Слава богу, все здоровы.

— Мистер… гм…

— А! Можете звать меня Джонси, меня тут все так зовут. Принимая во внимание обстоятельства, не сочту за проявление неуважения, если вы не захотите назвать свое имя.

— Спасибо, сэр, — отзываюсь я.

Наступает молчание. Потом он говорит, с хитрецой глядя на меня:

— Итак, милочка, какими средствами вы располагаете?

— У меня около девяноста долларов.