Мэннеринг услыхал возмущенное «ох!», и красный башмачок ударился о дверной косяк в двух сантиметрах от головы Клайтона.
— Неужели вы думаете, что раз мы обручены, ко мне можно входить без стука? — сердито крикнула Мари-Франсуаза.
Джон осторожно заглянул в комнату и увидел девушку в белом лифчике и нижней юбке с большими кружевными воланами. Она стояла босиком, на цыпочках, все еще приподняв руку.
— Мари-Франсуаза права, Клайтон, — назидательно сказал Джон. — Вы отвратительно воспитаны, и мне за вас стыдно. А теперь, дорогая моя девочка, я все-таки войду, пока вы не забаррикадировались, и не оставлю эту комнату, не получив ответа на кое-какие вопросы. Только без злости и без капризов!
Джон пропустил Клайтона вперед и закрыл за собой дверь.
— А вы, Клайтон, сядьте и молчите. Вот женитесь — тогда и получите право голоса, хотя, впрочем, и тогда вряд ли. А сейчас говорить буду я.
Порозовевшая от возмущения Мари-Франсуаза сдернула со стула и быстро накинула на себя платье в голубой и белый горошек.
— Прежде всего зарубите себе на носу, что я ни в коей мере не связан со смертью вашего отца. Он собирался продать мне краденые драгоценности. Вот и все.
Из прорези платья показалось разгневанное личико Мари-Франсуазы.
— Звезды не краденые!
— Уж не собираетесь ли вы переписать всю историю Франции? И не рассказывайте, дитя мое, что вы ничего не знали о краже! Вы очень мужественная девочка, не отрицаю, но я слишком хорошо знаю обычаи Скотленд-ярда. Если этим господам взбредет в голову заставить вас заговорить, они своего добьются. Конечно, без грубости — это не их стиль, но даже если вас отправят за решетку с изысканной любезностью, от этого легче не станет. Правда, они могут предупредить и французскую полицию. Так что уж лучше рассказать все, что знаете, мне.
Джон нагнулся и протянул девушке ее крошечный красный башмачок, потом уселся рядом с Клайтоном и взял сигарету.
— Вам не помешает дым?
— Мне мешаете вы!
— Поверьте, меня это очень огорчает! Но вот что я могу вам предложить: вы рассказываете мне всю правду, а я сообщаю полиции только то, что вы сами разрешите. Сколько бы вы ни прятались, вас все равно найдут. Это же смешно!
Мари-Франсуаза по-прежнему молчала. Джон улыбнулся ей дружески и печально.
— Вы действительно не хотите мне поверить?
В первый раз лицо Мари-Франсуазы просветлело.
— Мне очень бы хотелось верить, — прошептала она, — я так устала…
И девушка неожиданно разрыдалась. Сдержанно, как и полагается хорошо воспитанной аристократке, но с таким безнадежным отчаянием, что Джон был тронут. Клайтон рванулся было утешать, но Мэннеринг удержал его.
— Оставьте Мари-Франсуазу в покое! Ей нужно выплакаться.
Несколько минут в залитой солнцем комнате не слышалось ничего, кроме всхлипываний Мари-Франсуазы. Мужчины молча курили. Наконец девушка подняла голову.
— Простите меня, мистер Мэннеринг!
— Кого вы так боитесь, девочка?
Она широко открыла испуганные глаза.
— Двух мужчин, которые следили за мной в тот день… и они же пытались меня похитить…
— Тогда почему вы не обратились в полицию? Вас бы защитили.
— Потому что вы правы: они заставят меня говорить правду и узнают, что мы с Ричардом видели Звезды, перед тем как они исчезли. Я не хочу, чтобы Ричарда посадили в тюрьму… и сама не жажду туда попасть.
В первый раз Джон поверил, что она говорит совершенно искренне.
— Вы знали, что ваш отец несет мне поддельные бриллианты?
— Неправда. Он показывал нам их перед завтраком. Это были настоящие. Правда, Дики?
— А вы не знаете, у него были другие покупатели?
— О да, трое!
— Трое? — Джон с интересом нагнулся к девушке. — И вы знаете их имена?
— Да. Галлифе в Париже, Дидкотт в Нью-Йорке…
Мэннеринг быстро соображал: Галлифе, скупщик с такой же репутацией, что и Леверсон, он честный человек, Дидкотт, богатейший американский коллекционер… Они не могли украсть Звезды…
— А третий?
— Третий живет в Лондоне, он очень не понравился отцу. Отец его выгнал. Зовут этого человека Гарстон.
Вот уж чего Мэннеринг никак не ожидал!
— Почему у вас такой ошарашенный вид? — спросила Мари-Франсуаза. — Меня просто бесит, что у всех мужчин, которых я вижу в последнее время, совершенно обалделые физиономии.
— Вероятно, это от того, что вы на них смотрите, — улыбнулся Джон. — Значит, ваш отец знал Гарстона… А вы уверены, что он не продал ему Звезды?
— Абсолютно. Повидав этого господина, отец заявил, что не хочет отдавать бриллианты Марии Антуанетты в руки какого-то выскочки и предпочитает продать их вам, пусть даже гораздо дешевле…
Читать дальше