Джон Кризи - Слишком молоды для смерти

— Слышишь, Тони?

— Здесь никого нет.

— Слышишь?

— Говорю тебе…

— Пожалуйста, послушай, — умоляюще проговорила Хелина Янг. — Прошу тебя.

— Ладно, — расслабившись, Тони Уайнрайт опустился на девушку всей тяжестью тела. Распаленный, сгорающий от желания, нетерпеливый, он все же уступил, зная, как чувствительна, как обидчива она была.

Здесь, в предместье Лондона, в парке Уимблдон-Коммон, шорохи летней ночи наполняли воздух, крались среди кустов боярышника и ежевики, пробирались между мощных стволов дуба, берез и бука. Над головой простиралось бледное, усыпанное звездами небо с мерцающей половинкой луны на нем. Через маленькую прогалину в кустах светились далекие огни машин, проносящихся по дороге в направлении Патни и Рохамптона. Ближе стояли припаркованные автомобили, каждый наверняка со своей любовной тайной внутри. Невдалеке какой-то человек свистом подзывал собаку. И больше никаких посторонних звуков.

Хелина нервно передернулась:

— Могу поклясться, я что-то слышала.

— Тебе показалось.

— Было бы противно… — она замолкла.

— Что противно? — он приподнялся, опершись на локти, но их тела по-прежнему соприкасались.

— Противно, если б кто-то подглядывал.

— Я бы ему задал!

— Ты… ты не понимаешь, — сказала Хелина. — Как только представлю, что кто-то может увидеть нас… сама это возможность…

— Но ведь темно, любимая.

— Или даже просто услышать…

Тони опустил голову и закрыл ее рот поцелуем. Потом оторвался и тихо проговорил:

— Все нормально, сладенькая. Мы не станем сегодня. Ты… так нервничаешь.

— Прости, милый.

— Тебе не нужно просить прощения. Теперь нам уже не долго ждать. Скоро у нас будет собственная квартира. Представь только, задернул шторы — и закрылся от всего мира!

— Это будет здорово!

— Здорово, — отозвался Тони хриплым, но, как он надеялся, убежденным голосом.

Он знал, что следует встать и подавить свое желание. Если он не сделает этого, если уговорит и добьется ее — он знал, что сможет — то ничего не достигнет, а только потеряет часть ее доверия к себе. Но встать нелегко. Ведь она так… близко. И принадлежит ему. Их тела все еще тесно прижимались друг к другу. Вплоть до того момента, как ей послышался этот странный звук, он был уверен, что она разделяет с ним любовный порыв. Хорошо, если б он не позволил ей в такой миг отвлечься, если б не нужно было ее уговаривать… Почему она не может просто наслаждаться каждым мгновением любви?

Он передвинулся набок.

— Все. Подъем! Мы…

Как только он начал подниматься, вспыхнул яркий слепящий свет — раз, второй, третий, кто-то хихикнул, кто-то чертыхнулся, и, когда Тони вновь опустился, пытаясь прикрыть девушку, резкая боль внезапно обожгла его руки, ноги, затылок. Он вскрикнул, и вместе с ним от боли и страха закричала Хелина.

Две, три или четыре, а может, пять-шесть темных фигур бросились бежать.

Тони вскочил на ноги, поднял девушку и побежал, спотыкаясь, к ближайшему пруду. Он погрузился в воду вместе с Хелиной, она вскрикнула, но он опустил ее вниз лицом и плавал так, пока на берегу не собралась толпа людей, прибежавших выяснить, что случилось.

А не так далеко, в Челси, пустели бары и кинотеатры, гасли огни, запирались двери и ворота. Шумно расходились по домам семьи с детьми, степенно шли пожилые супруги, одинокие мужчины и женщины, слишком робкие, чтобы найти пару, тоже прокладывали свой путь, возвращаясь в мириады крошечных комнаток, квартирок, спален, маленьких отелей и меблирашек. За большинством уже закрылись двери парадных подъездов и черных лестниц. Тянулись только парочки, которые рука об руку или тесно прижавшись шли по тускло освещенным улицам и задерживались там, где сгущалась тень, чтобы поцеловаться со страстью, выдающей жажду обладать друг другом. В узкой улочке, недалеко от реки, тоже бродила такая пара. Влюбленные ступали нога в ногу, светловолосая девичья голова лежала на широком плече парня.

Они замедлили шаг перед одним из стоящих в ряд белых домиков.

— Мы пришли, дорогая.

— Давай еще прогуляемся до угла и обратно.

— Я бы хотел… — парень оборвал себя коротким смешком. — Ну, давай.

Они пошли, по-прежнему касаясь друг друга.

— Джил.

— Да, милый.

— Я ведь мужчина, ты понимаешь.

— Понимаю.

— И сейчас вторая половина двадцатого века.

— Я это тоже знаю!