Шилпа Агарвал - Призрак бомбея

В шкатулке для бинди лежал тот самый квадратный клочок бумаги, над которым Савита расплакалась. Это была черно-белая фотография. Вверху — размытая рука с тонкими браслетами на запястье. Рядом погремушка, а прямо под ней туго запеленатый младенец. На обратной стороне нацарапано одно слово: «Чакори» — и дата: 1947 год.

Младенец.

У Мизинчика екнуло в груди и зашумело в ушах. Она уронила снимок и обернулась к выходу.

В дверях стояла Савита, белая от ярости.

Она спокойно закрыла дверь, прошагала к Мизинчику и дала ей пощечину.

Мизинчик отшатнулась.

— Как ты посмела?! — прошипела Савита. — Прокрасться в мою спальню, как воровка!

Мизинчик что-то залепетала, схватившись за щеку. Гул в голове перерос в какофонию голосов. Девочка заткнула уши, но навязчивые, заглушавшие друг друга голоса не смолкали.

Савита выдернула пальцы Мизинчика из ушей.

— Хочешь знать, из-за чего я тебя ненавижу? — Она резко схватила фото со стола и ткнула Мизинчику в лицо: — Ты здесь потому, что она умерла!

Мизинчик увидела пухлые щечки младенца и блестящие волосики — прилизанные, как у всех новорожденных. Его глазки, еще закрытые от мира, и толстые ресницы в капельках влаги. Сумбурные, бесплотные голоса продолжали стенать.

— Это ведь ты должна была умереть, ты! Когда Маджи привезла тебя, ты была такая квелая, такая мозглявая, вся кожа в прыщах. — Савита скривилась в отвращении. — Но ты выжила, а моя кровиночка умерла…

Она разрыдалась. Слезы текли по щекам, шее и собирались в ложбинке между грудями.

— Простите, — выдавила из себя Мизинчик. Голоса в голове оглушительно гремели.

Савита откинула волосы назад.

— Этот дом никогда не станет твоим, — сказала она. — Я отправлю тебя обратно. Клянусь!

На следующее утро Мизинчик неподвижно стояла в ванной, прислонившись к двери. Пол остался после мальчиков мокрым, а ведро с водой — наполовину пустым. «Умерла новорожденная, — печально размышляла Мизинчик, — и меня взяли вместо нее». Но все было не совсем так. Савита не хотела ее, Джагиндер — тоже. Это утаивали от Мизинчика, хотя в доме Митталов секреты строго возбранялись.

Если днем хотя бы ненадолго закрыть дверь, тебе делали замечание и дотошно расспрашивали: чем ты там занимаешься — может, чем-то предосудительным? Единственный законный повод запереться — одно из трех ежедневных очищений: от внутренней, внешней или незримой скверны. Другими словами, для уединения отводились лишь туалет, ванная и комната для пуджи. Ну или уединяйся ночью.

Мизинчик с ужасом вспомнила, как вчера перепугалась. Но все трое кузенов уже благополучно помылись и вышли, раскрасневшиеся, обмотав бедра полотенцем. Тогда Мизинчик успокоилась и проворно закрепила косы на макушке.

В следующий миг она заметила, что с табурета исчезло квадратное коричневое мыло, которое там всегда лежало. Стараясь не впадать в панику, Мизинчик громко вздохнула, будто в раздражении, и решила, что Туфан просто забыл положить мыло на место. Но, отправившись по коридору в кладовку, она заволновалась: «А вдруг не забыл?»

В кладовке всегда было темно: когда в дом проводили электричество, решили, что здесь освещение не нужно. Дневного света, проникавшего сквозь узкий проход на кухню, едва хватало для того, чтобы различить мешки с рисом «басмати», что спокойно дозревал с одной стороны, и банки с закусками — пропаренным рисом в пятнах куркумы и соленой чевдой [50] Чевда — смесь пряных сухих ингредиентов, которая может включать в себя жареную чечевицу, арахис, лапшу из нутовой муки, кукурузу, растительное масло, воздушный рис и жареный лук. , которые аппетитно выстроились на полке. Здесь же стоял небольшой второй холодильник, списанный с корабля на судоразделочном заводе Джагиндера. Шкаф изредка погромыхивал, словно больной гриппом. В кладовке пахло старой бумагой, пылью и засохшим печеньем. Этот запах обычно казался таким уютным, но сегодня вывел Мизинчика из себя. В каком-то безумии она ощупала угол верхней полки, где хранилось мыло, и вытащила брусок «люкс» с выдавленной надписью «только для кинозвезд», но им пользовалась лишь Савита. Пошарив еще немного. Мизинчик обнаружила коричневый брусок и помчалась в ванную, убегая от непривычной тишины.

— До сих пор не помылась, Мизинчик-ды? — спросила Кунтал, подметая коридор.

— Мыла нету!

— Как это нету? Я же только вчера принесла новое. — Кунтал просунула голову в ванную. — Так вот же оно — прям на табуретке!