Инна Балтийская: Призрак с горы Мертвецов

— Мне очень нужно поговорить с вами. О Лиле. Это же ваша сестра, я не ошибся? Мне нужен ее дневник. — на секунду мне показалось, что мужчина напротив начал задыхаться. — Срочно. Понимаете, это не лю-ллюбопытство… я реально первый подозреваемый.

Я с сомнением посмотрела на своего собеседника. Он подкараулил меня возле дома, и, слегка заикаясь, попросился ко мне в гости, поговорить о сестре. Честно признаюсь, вначале я напряглась. Откуда-то из глубин подсознания всплыл старый, вроде бы уже позабытый ужас. Темный, первобытный, знакомый любому ребенку, когда в ночной комнате раздается странный шорох из шкафа, и его дверь с тихим скрипом медленно отворяется, чтобы выпустить нечто серое, мохнатое, с горящими диким огнем глазами. Или еще более страшное, с черными дырами в тех местах, где еще недавно они сияли, ласковые зеленые глаза.

То, что должно было вот-вот снова показаться из старого шкафа подсознания, я усилием воли загнала обратно. Ужаса мне хватило и в реальной жизни. И для этого давно уже не нужны были ни ночные кошмары, ни дневник давно погибшей сестры, ни странный мужчина, рвавшийся сейчас ко мне в гости.

Незнакомец, вообще-то, страха не вызывал. Полуседой, сутулый, невысокого роста, в каком-то кургузом пиджачке, делавшим его похожим на школьника-перестарка, и в очках с толстыми стеклами в металлической оправе, он не выглядел опасным. Хотя, кто знает…

Как назло, на улице не было никого из соседей. Теплый сентябрьский вечер буквально призывал выйти из дома, погреться в последних ласковых лучах заходящего солнышка, но широкий двор перед типовой многоэтажкой словно вымер. Даже низенькие скамеечки, заботливо размещенные возле каждого подъезда, пустовали. Ну куда делись многочисленные бабуси, замотанные шерстяными платочками по самые брови? Обычно они сидели возле дома до глубокой ночи, невзирая на погоду, их не пугал ни дождик, ни ледяной ветер. А сейчас, в такой славный осенний денек, они исчезли, как утренний туман. Перед стальной дверью на аккуратном резиновом половичке возвышалась стопка ярко-желтых березовых листочков, но тонкая березка возле подъезда была, похоже, единственным свидетелем нашего разговора.

Я сообщила странному типу, что сестра погибла еще до моего рождения, но нужного эффекта не достигла. Он уверял, что ему нужно срочно поговорить о Лиле, для него это вопрос жизни и смерти. И в конце концов я уступила его напору, как всегда и всем уступала, стоило на меня сильнее надавить. Я привела его на кухню, в свое царство, любовно оформленное в оранжево-желтых тонах, со встроенными бежевыми шкафчиками, с нарисованными прямо на стенах сочными спелыми фруктами. Только на кухне мне удалось добиться своего, полностью изгнать ненавистные мне цвета свежевыпавшего снега и глубоких синих теней, которые отбрасывают сугробы темными зимними вечерами. Я всегда мечтала именно на кухне, в ее солнечном, вкусном интерьере, принимать гостей. И чтобы через кружевные занавески проскальзывали теплые солнечные лучи.

Но ко мне давно никто не приходил в гости, а вот теперь насильно ворвался этот тип, который мне совсем неприятен. Он сидел в моем любимом красном кресле и затравленно глядел куда-то вниз, на слегка потертый кухонный линолеум. Я не стала варить для него кофе, а просто заварила в фаянсовой чашке чай из пакетика и села напротив, с тоской глядела на своего визави. Какой у него неприятный ускользающий взгляд! А его история показалась мне не то чтобы совсем неправдоподобной… просто было слишком сложно в нее поверить.

— Лариса, вы знаете что-то про восхождение на гору девяти Мертвецов? Ох, о чем это я… Вы тогда еще не родились, наверное. — он судорожно сглотнул. — Я Юрий, Юрий Чудинов, однокурсник вашей сестры, я тоже собирался на эту гору. Нас было одиннадцать. Глупых мальчишек и девчонок. Мы думали, это просто приключение. Забавное, о чем можно будет вспомнить в старости. Но до старости надо еще дожить…

Конечно, я знала о том походе. Даже если бы там не погибла моя восемнадцатилетняя сестра, я не могла бы об этом не знать. Гибель студентов на горе девяти Мертвецов у нас стала местной легендой. Жуткой историей, которую дети рассказывают на ночь друг другу вместо историй о Черной руке, подкрадывающейся глубокой ночью к детской кроватке.