Олег Егоров: СМОТРЯЩИЙ ВНИЗ

Непримиримый и суровый, как и я сам, Максвелл привычно меня облаял. Согласно утверждепню доцента Кефирова: «Болтун болтуна видит и с бодуна». Фарадей же – великодушно простил и ткнулся длинным сухим носом в мою штанину.

– Греби сюда! – крикнул Митька, выглядывая из столовой. – Хорошо, что заскочил! Я на Филиппины собираюсь!

Как связаны эти два обстоятельства, я так и не понял. Митька укладывал в кожаный, видавший все, должно быть, виды саквояж теплые шерстяные носки.

– Оттуда – в Мурманск! – пояснил Вайс, заметив мое изумление.

– Ну тебя бросает! – Я сел в кресло и поставил на журнальный столик бутылку армянского коньяка. – Пятерка тебе, старик, за домашнее задание!

– Пять звездочек?! – Вайс достал из буфета рюмки. – Коньяк, оно известно, как и наш человек, выдержки требует! В Анкаре, скажем, номер пятизвездочного отеля теми же клопами отдает. Лично у меня выдержки на трое суток хватило. Так что – все от разлива зависит!

– Это мы уже от Ленина слышали. – Я поднял рюмку с темной густой жидкостью.

– Значит, все-таки шахматы, – отметил Митька, нарезая лимон. – И кто же победил?

Фарадей запрыгнул ко мне на колени. «Ты не зазна­вайся! – предупреждали его глаза. – У нас этого не жалуют! У нас так!»

– Победила дружба, – потрепал я его по кофейной спине.

– А ты-то что делал все это время?!

– Глупости, – не стал я греха таить.

– Да ну! – Вайс посмотрел на меня с интересом. – И как же ты выжил?!

– По глупости.

– Я верю. – Он выпил коньяк и закусил прозрачной долькой. – «Я верю, – как признал Тертуллиан, – ибо это абсурдно».

Память у Вайса на цитаты не хуже моей. Но, против меня, у него и с числами все в порядке.

Вершинин умер той же ночью. Умер, как подобает «белому королю» или опальному римскому сенатору: лег и ванну с горячей водой и вскрыл себе вены бритвой. И он был не первый московский банкир, избравший местом смерти емкость для омовения. Детали я узнал от Заклунного. Иннокентий Парфенович оставил после себя довольно странную записку: «В моей смерти прошу винить пятицелковый!» Будет над чем голову следователям поломать. И в последние свои минуты Вершинин посмеялся над трагедией жизни, ибо принадлежал он к той заносчивой касте избранных, что считают себя «смотрящими вниз».

До нового, 2000 года оставалось всего ничего: 3 часа 15 минут.

– Думаешь долго, Саня! – Кутилин, подскакивая от нетерпения на табурете, чистил рыбу.

Серебряные чешуйки, словно блестки, разлетались вокруг стола. Несколько угодило на игровое поле. Их маленькие шашечки, блестящие на черно-желтых квадратах, делали нашу дуэль похожей на двоеборье.

В голове моего соседа, разумеется, уже созрела хитроумная комбинация, долженствующая привести его после стремительной фланговой атаки к долгожданной виктории. Мой ход в этом свете представлялся ему чистой формальностью и глупой затяжкой времени. К тому же – умышленной.

Великолепный Шилобресв, прищемив худыми коленями бутыль испанского портвейна, пробовал тем часом одолеть при содействии штопора упорное сопротивление пробки. Никудышная пробка бессовестно крошилась, и штопор уже раза три выле тал вхолостую.

– Вот сволочной поплавок! – пыхтел Шилобреев. – Совсем делать разучились! Сальвадор Дали помер – и все прахом пошло!

– Внутрь надо протолкнуть, – посоветовал Егоров, опутывая проводами нелегальную елку, с утра конфискованную им у браконьеров, опустошавших в канун очередного тысячелетия подмосковные леса.

– Протолкни, – согласился Шилобреев.

Палец участкового оказался диаметром шире импортного горлышка. Шилобреев протянул ему карандаш.

– Сам заточить не можешь?! – возмутился Егоров, меняя указательный на мизинец. – Художник! Откуда у вас только руки растут?!

– Сдаешься?! – обнажив сушеную воблу, спросил меня Кутилин и потянулся за распечатанной «Балтикой». – Эй! Виночерпии! Предлагаю старый год пивком проводить!

Бутыль портвейна тотчас была отправлена в отставку, и Егоров с авангардистом вооружились бокалами.

– Где поставить?! – Маленький Ли с большой сковородой тушеных овощей вбежал н студию и завертелся в поисках подходящего мест.

– Не перебивай, когда старшие пьянствуют! – пожурил его Кутилин. – Ставь, куда хочешь! О чем бишь я?! Ах да! Итак, други мои, старый год приказал нам долго жить! Обещанного Мишкой Нострадамусом конца Света мы так и не дождались! Да будет свет! Кстати, Егоров, свет-то будет?