— А что случилось?
Заведующая вскинула сердито-непреклонный взгляд и замерла с руками, поднятыми к голове, готовая, как курица- наседка, защищать своих девчат. Колпак ее при этом скособочился и съехал на затылок.
Направляясь в роддом, Климов решил не объяснять причину своего интереса, но в последний момент передумал.
— Видите ли, — замялся он, тихо злясь на себя за неуверенный тон и уступку внезапному чувству раздвоеннос ти, — сегодня утром Комарницкую нашли… — поиск нужного слова, видимо, отразился на его лице, потому что заведующая забыла о своем сидящем на затылке колпаке и подалась вперед.
— Без признаков жизни, что ли..?
Щеки заведующей посерели.
— Боже… Аллочка… Прекрасная сестра… Ходила, как летала.
Она поежилась, должно быть, окончательно осмыслив жуткое известие, недужно облизнула губы.
— Замуж собиралась.
— За кого?
— Не знаю. Говорили. Он подвозил ее недавно на работу.
— Цвет машины, марку помните?
— Кажется, красный.
Климов насторожился. Среди документов Костыгина он нашел водительские права, но технического талона на машину не было.
— Красный или кажется? — внутренне подобрался он, перехватывал инициативу беседы. — Может, синий?
Он сознательно выказывал сомнение, по опыту знал, что самая короткая прямая — это кривая: к истине скорее приходит сомневающийся.
— Нет, — покачала головой заведующая, — красный. Он черный, а машина красная. Это Аллочка у нас была блондинкой, — она задумчиво поводила пальцем по столу, переместила пузырек с микстурой от себя к графину, отодвинула стакан. Глаза ее затуманились. — А в марках легковых машин я ничего не понимаю.
— Да, конечно, — согласился Климов. — А кто из персонала видел или знает жениха… погибшей?
— Изряднова, наверное.
Встав из-за стола, заведующая подошла к двери и, выглянув в коридор, где впритык к ее кабинету стояли заляпанные шпаклевкой и известью строительные козлы, крикнула с досадным нетерпением: «Изряднова-а!» — и в коридоре тотчас послышался спешащий стук каблучков.
Миловидная девушка, повязанная белой косынкой с кокетливо вышитым на ней красным крестом, подбежала к заведующей и, стрельнув на Климова своими черными глазищами, машинально выпустила из иглы стеклянного шприца струйку лекарства.
— Верочка Григорьевна, сейчас! Только уколю окситоцин.
Она крутнулась, еще раз взглянув на Климова с лукавым любопытством, и дробный стукоток опять рассыпался по коридору.
За окном стемнело. Заведующая включила в кабинете свет и стала теребить браслет ручных часов. Она задерживалась, и это ее явно раздражало.
Пока ждали Изряднову, Климов позвонил в управление, но Гульнов еще не появился, и он набрал номер Тимонина. Ответ того был кратким: ничего из одежды убитой найти не удалось. Опрос таксистов тоже ничего не дал. Костыгин как сквозь, землю провалился. Было отчего занервничать и закурить.
Услышав, как на другом конце провода чиркнула спичка, Климов положил трубку.
Климов давно мог убедиться в том, что сейчас стерильно чистых преступлений практически не существует, и впечатление это не было обманчивым. Поэтому расследования в одиночку вести стало непросто. Особенно в городе, где многолюдство в сезон летних отпусков и туристических перемещений становилось нестерпимым.
Протискиваясь в переполненный „автобус, наполовину окутанный выхлопным чадом, Климов представлял, какой начался оживленный обмен мнений среди медсестер и врачей, едва за ним закрылась дверь роддома. Шутка сказать — сослуживицу находят мертвой, да еще на крыше новенькой шестнадцатиэтажки! Есть отчего всполошиться.
Не всякий, кто хочет изучить особенности человеческой психики, приходит в уголовный розыск, в эту весьма своеобразную школу жизни. Но каждый, кому довелось хлебнуть оперативной работы, так или иначе становится психологом.
Прижатый к билетной кассе, прорезь которой была небрежно заткнута клочком бумаги, он невольно прислушался к разговору двух спутниц, довольно громко обсуждавших новости дня. Одна из них, напоминавшая узким лицом со скошенными скулами принюхивающуюся мышь, доверительно выкладывала «главные подробности убийства на Приморском».
— Ее убили в парке, а на крышу затащили на веревке. Всю изрезали, а там… — она закатила глаза вверх, — там знают, кто убил, но прокурор…
Климов только головой повел: ну, бабоньки!
Подъезжая к своей остановке, он неожиданно почувствовал, как благоухавшая позади него сладяще-терпкими духами рослая певица с целлулоидной заколкой-бабочкой в прическе бесцеремонно прижалась своей податливо-мягкой грудью к его руке и томно бормотнула: «Нам не вместе?»
Читать дальше