Олег Игнатьев - Воздушный колодец

Сагитировав патлатую тетку, продававшую на лавочке редиску, и вальяжного пенсионера, жившего неподалеку, в понятые, начали осмотр домовладения.

Во дворе ничего примечательного не было.

В саду, густом и запущенном, между черешней и кривобокой грушей провисал гамак с забытым в нем журналом, одним из тех тонких, но популярных изданий, где помещались статьи о проблемах брака и семьи и в которых печатаются цветные репродукции музейных картин в полный разворот. В сторонке рассыхалось под палящим солнцем камышовое кресло-качалка.

Вещи обиходные, ничего не значащие.

Зато в гараже стояла новенькая красная «семерка» без движка. Судя по номерным знакам, она принадлежала Костыгииой: 38–38.

Опечатав гараж, прошли в дом.

Осмотр начали с прихожей — такой широкой, хоть разъезжай на самокате, который они видели под стенкой гаража. Затем ознакомились с комнатами. Их было пять, не считая двух ванных (одна из них, по всей видимости, числилась за хозяином, а другая предназначалась для гостей). Мания величия — детская хворь по сравнению с лихорадкой стяжательства. В атмосфере курорта, где купля-продажа знаменовали собой торжище городской жизни и сутолоку людских интересов с неизменными во все века обменом и обманом, Климов в полной мере сознавал, чем владелец этого особняка «взял» Комарницкую. Или и вправду все прекрасное обречено на гибель?

Чем больше Климов задумывался над мотивами убийства, тем банальнее и вместе с тем трагичнее оно ему представлялось. А он колебался, не зная, как поступить: отпустить глухонемого или придержать? На слежку ушло совсем немного времени, а результаты поразительные. Нашлась машина, установлена личность напавшего на инкассаторов, засвечен притон, порностудия — «фирма» по выкачке денег и растлению несовершеннолетних: Тимонин в одной из тумбочек нашел целую пачку фотоснимков, запечатлевших обнаженные тела совсем еще девчушек, причем обнаженных весьма недвусмысленно.

Самая большая комната скорее напоминала будуар парижской куртизанки восемнадцатого века, нежели спальню современника, работавшего на пляже спасателем, вернее, числившегося им. Работать он там никогда не работал, а вот страховым агентом, если верить найденным в его столе бумагам, был. Тимонин даже съязвил, что из страхового агента не может не выйти со временем политик или горлохват. Так говорят американцы. Глядя на снимок хозяина дома, он согласился с Климовым, что этот вполне способен был убить. Угольно-черные глаза — раньше он таких не видел — испепеляюще смотрели на людей. «Вряд ли мы с Тимониным, — подумал Климов, — ошибаемся». Подержав снимок Храмцова, он повернул его к свету. Волосы уложены искусно, словно их только что коснулся ветер: едва откинул прядь со лба и чуть пригладил на висках. Лоб, скулы, подбородок — точно выточены из твердого гладкого дерева. «Красив», — с неприязнью решил Климов. Видимо, на пляже, где от жары и скуки изнывали разномастные девицы, томно выгибал спины и перекатываясь по песку, равных ему не было.

— Недурно-с, — брезгливо оглядел спальню Тимонин и своим наметанным глазом еще раз пробежал по всем углам: лимонное муаровое покрывало, зеркало на потолке…

— Все это придает пикантный колорит нашему делу, — поделился с ним своим ощущением Климов, имея в виду золоченую мебель, стилизованную под изысканные вкусы восемнадцатого века с его альковами и атмосферой всеобщего флирта.

Фотоснимок Храмцова он приобщил к материалам следствия.

На телевизоре, на подоконнике — вразброс — валялись порнографические журналы: «Два, умноженное на два», пресловутый «Плейбой», затрепанный, с надорванной обложкой «69»… Казалось, в спальне до сих пор возбуждающе пахло лотом, винным перегаром и горячей плотью.

Другая комната, служившая, должно быть, кабинетом, была обвешена коврами, кинжалами в серебряных ножнах, старинными гипсовыми и бронзовыми статуэтками. В углу торчало изваяние Христа, распятого на примитивно сбитом шершавом кресте из кавказской чинары. По его бокам в стену были вколочены два крюка из красной меди грубой ковки, на которых раскачивались кандалы не кандалы, вериги не вериги, но что-то гремяще-цепное, напоминающее атрибуты святой инквизиции. Вместо люстры под потолком висели три отделенных человеческих черепа, закрепленные между собой золотой проволокой, пропущенной через затылочные отверстия.

Тимонин щелкнул выключателем, и в мертвых глазницах вспыхнул свет.