Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

— Как же, молодой человек, понимаю… Если, по вашей версии, Сазонова застрелили в "Поплавке", то когда же, как не во время салюта?.. И вам остаётся только, проследив за перемещениями всех гостей, вычислить и арестовать убийцу?.. Мысль симпатичная, ничего не скажешь… Только вот, боюсь, проверить вам её будет трудно… Десять часов, все уже основательно подвыпили, официантки, приглашённые Алексеем Дмитриевичем, начали раздеваться — для меня, кстати, это явилось неприятным сюрпризом. Нет, не из ханжества, как вы, может быть, подумали: просто — всему своё время и место. А стриптиз на шестидесятилетие, согласитесь, попахивает маразмом… Так вот: лично я был на лестнице с первого этажа на второй. Почти поднялся — и первый залп… Минут за десять до салюта потребовалось отлить и, по закону подлости, обе кабинки на втором этаже оказались заняты — пришлось на первый. Думал, не успею — нет, в основном успел. Не в туалет, как вы понимаете — ха, ха, ха! — а посмотреть салют. Этот первый залп только и пропустил.

Закончив разговор с прокурором, Геннадий Ильич глубоко задумался. И не столько о том, что он узнал — а вернее, не узнал — от Люмбаго, сколько о нём самом, несгибаемом страже Закона.

(Ох, уж эта церковно-славянская высокопарность! Скажи не "страж", а "сторож" Закона — и будьте любезны! Да кто тебе, — возможно, что разгильдяю, воришке, пьянице! — рискнёт доверить Закон?! Нет, только — стражу! Несгибаемому и неподкупному!)

Истинную цену этой жутковатой магии слов Брызгалов, в общем-то, знал, но до конца освободиться от её власти не получалось у него и по сей день; иначе свирепое желание прокурора во что бы то ни стало засадить Бутова он бы давно увидел в его настоящем — весьма неприглядном — свете.

Как же! Рабовладельческие поползновения Игоря Олеговича оскорбляли его нравственное чувство, возмущали большевистскую совесть — вздор! В действительности, товарищ Люмбаго, тебя возмущало (бесило!) то, что у Бутова с женщинами — добровольно! Ведь таким образом Игорь Олегович косвенно замахнулся на священную привилегию государства — мучить своих подданных. А значит, и на тебя: стража легализующих это государственное мучительство законов. Ибо, будучи в глубине души не просто садистом, а кровожадным маньяком — да, да, товарищ Люмбаго, твоё, высказанное в четверг, сожаление, что Бутова в своё время тебе не удалось отдать на растерзание уголовникам, со всей несомненностью свидетельствует об этом! — простить Игорю Олеговичу то, что он со своими женщинами только играет "в мучительство", ты, разумеется, не мог!

Совершив нечаянно этот маленький философско-психологический экскурс, ум Брызгалова вернулся к сегодняшним показаниям прокурора. Однако — не сразу. Зацепившись по пути за колючий маленький парадокс. "То-то, товарищ Люмбаго, ты мне в четверг всё о маньяках да "расчленёнке"! Маньяку, угнездившемуся в твоей душе, чтобы ловчее спрятаться, самое надёжное — кричать во весь голос: держи маньяка!"

Впрочем, парадокс на то и парадокс, чтобы, радугой красок на миг ослепив сознание, ничего, в сущности, не объяснить, а посему, анализируя показания прокурора, Геннадий Ильич попробовал от него отмахнуться: "Эдак ведь можно у каждого — стоит только пожелать — и какого-нибудь затаившегося монстра обязательно найдёшь в глубине души!"

Объективно же в показания Люмбаго существовал единственный настораживающий момент: то, что он таки не швырнул трубку. И это — после заявления, что разговаривать он будет только с полковником! И более — после откровенного хамства следователя! Объяснение по этому поводу самого прокурора — он, дескать, восхищён наглостью, целеустремлённостью, настойчивостью и усердием Брызгалова — не удовлетворяло Геннадия Ильича ни в малейшей степени. Также, как и собственное: боится, мол, обвинения в "аморалке" — чушь! Это ведь только внешне (по долгу службы) Николай Иванович был пуританином и ханжой, а в глубине — в действительности! — отъявленный циник. И теперь, когда он на пенсии, угрозой разглашения подробностей вечеринки с голыми официантками его не проймёшь. Плевать ему на эту угрозу! Нет, здесь другое. Куда более серьёзное. И первое, что напрашивается: о ходе расследования убийства Сазонова прокурору хотелось знать из первоисточника, от самого Брызгалова — по тому, о чём и как спрашивает следователь, умный информированный человек может догадаться о многом. А что Люмбаго умён и очень хорошо информирован — нет никаких сомнений. К тому же — профессионал. И если ему действительно требовалось что-то выведать у майора — его поразительная "незлобивость" объясняется наилучшим образом.