Буало-Нарсежак - В тесном кругу

Она присела к столу. Есть не хотелось, и она налила себе немного холодной воды. Справляться с кувшином она умела без посторонней помощи. Бросила взгляд на кварцевые часы, которые носила днем и ночью на левом запястье: восемь часов. Не то чтобы она придавала большое значение времени. Глория — другое дело, она постоянно пребывала в ожидании очередного гостя и следила за часами. Жюли время давно стало казаться неким бесцветным потоком, по ночам превращавшимся в тягостную вечность. Наверное, в восемь часов Джина Монтано уже спит. Неудобно звонить так поздно. И потом, что она ей скажет? «Я Жюли Майоль. Пианистка. Вы меня помните?»

Нет, лучше завтра утром. Старики как раз по утрам бывают посообразительней. Ей это хорошо известно, потому что в ее собственной памяти в хорошие моменты всплывают целыми страницами Бах, Моцарт, Шуман — с сочностью, блеском и нежностью, которые придавало им ее знаменитое туше. Она немного замечталась. И начала считать, загибая отсутствующие пальцы. Август, сентябрь, октябрь. И сразу после — 1 ноября. Времени совсем мало, но попробовать все-таки надо. В сущности, все это такая ерунда. Стычка призраков. А в мире в это же самое время фанатики взрывают автомобили и Целые самолеты. Подумать только, в эту самую минуту где-то на земле проливают кровь совсем молодые люди! А Глория рассказывает о своей первой поездке на «Нормандии»! Смешно? Жалко? Или все-таки чудовищно? Вот именно, думает она. Мы — чудовища, вот мы кто такие. И я — первое. Позвоню завтра.

Она глотает несколько таблеток, потому что решила во что бы то ни стало уснуть. Но даже сквозь сон слышит звук шагов ночного сторожа, который обходит владение. По гравию аллеи скребут лапы его волкодава. Ранним утром она просыпается от криков стрижей. Открывает глаза. Пять часов. Ей удалось провести ночь почти нормально. Это — победа, и лишь она одна знает ей цену. В восемь часов она навестит Глорию, которая будет вне себя от ярости, потому что терпеть не может, когда ее видят без макияжа, будь то родная сестра. Но прежде чем звонить в Канны, Жюли необходимо кое о чем переговорить с Глорией. От этого зависит, не изменит ли она свое решение. Она зовет Клариссу. Ей тоже необходимо привести себя в порядок до выхода в свет. Кларисса надевает ей парик, наносит легкое облачко пудры, которая должна хоть немного скрыть морщины, как трещины расколовшие ее увядшее лицо. Почему красота досталась одной Глории? Удача — одной Глории? Любовь — одной Глории? Почему Глория забрала себе все?

— Ты, случайно, не знаешь?

— Чего не знаю? — переспрашивает Кларисса.

— Ничего. Глория уже завтракала?

— Да. Съела круассан и тартинку с маслом. Кажется, она плохо спала. По-моему, она слишком много ест пирожных. Ни к чему ей столько сладкого. Ваша палка, мадемуазель.

Жюли проходит просторным вестибюлем и тихонько стучит в дверь «концертного зала» своим особенным условным стуком.

— Войди, — кричит Глория своим по-прежнему сильным голосом.

Жюли толкает обитую дВерь. Играет утренняя пластинка. Глория всегда слушает по утрам музыку. Иногда, исключительно ради удовольствия покритиковать, она выбирает какую-нибудь пьесу в исполнении Эмойаля или Луазеля. Даже Иегуди Менухин не всегда удостаивается благосклонности. Она уверяет, что в особенно виртуозных пассажах он пропускает некоторые ноты. Впрочем, большую часть времени она слушает самое себя. Граммофон стоит у нее на низком столике, справа от кровати. Слева дремлет в своей колыбели «страдивариус». Он тоже слушает, а она время от времени легонько поглаживает его пальцами. Жюли делает шаг вперед и уже открывает рот, чтобы сказать…

— Послушай, пожалуйста.

Жюли замирает. Она узнала прелюдию из «Потопа». Она не любит Сен-Санса. Его изобретательность плоска, как картинки из мультфильма. Что может быть глупее, чем его знаменитый «Лебедь»? И даже «Потоп», а ла «Сэсил Б. Де Милль», который поднимается все выше и выше с единственной целью — дать солисту возможность играть в самом высоком регистре, где так трудно добиться четкого и чистого звука. Зато этот номер был триумфом Глории. Она так и не поняла, что исполнитель должен служить композитору. А это томное вибрато, от которого так и веет сладострастием, — это вибрато для музыкального киоска! Жюли хочется крикнуть: «Хватит!» Она думает: «Да, я ее ненавижу». Наконец пластинка замирает. Глория прикрыла глаза — ушла в воспоминания. Спустя минуту она открывает их и жестко смотрит на сестру.