Буало-Нарсежак - Мистер Хайд

— Э-э… простите, тот же вопрос: сколько вам было лег?

— Думаю, около десяти, я ведь учился в четвертом классе. Потом меня поместили интерном в лицей. Я никогда не выходил за его стены. Тетка, не знаю почему, возненавидела меня до такой степени, что вы не можете себе даже представить. В ее глазах я был сыном поджигателя. А в мозгу у нее между двумя событиями установилась какая-то мистическая связь. По счастью, получив аттестат, я смог устроиться в редакцию газеты «Депеш де л’ Уэст». Всего лишь рассыльным, мальчиком на побегушках, но у меня появилось время читать, расширять свои знания. Но главное — я вдыхал запах чернил, рукописей, печатного текста. Я очутился в прихожей писательского ремесла. И уже не захотел из нее выходить. Связал себя с бумагой. Все остальное исчезло. Свое убогое детство, эту сплошную череду неудач, я выкинул из-головы. Я как будто заново родился в издательстве Дельпоццо. Вырос там, добился успеха. Мало- помалу, как девушка становится женщиной, я превратился в писателя. Вы и все прочие принимаете пищу, чтобы вырабатывать кровь. У меня же все, что я поглощаю, превращается в слова. Вернее, превращалось, увы. Эта удивительная алхимическая реакция прекратилась.

— Полноте, — проговорил врач, — не будем терять хладнокровия. Эта алхимическая реакция, как вы говорите, исчезла — как? Постепенно или сразу?

— Почти сразу.

— А точнее?

— С момента свадьбы.

— Вот как! Значит, искать надо в этом направлении.

Зазвонил телефон. Врач снял трубку, резким тоном ответил:

— Прошу вас, Жермена. Не отвлекайте меня. Ни под каким предлогом.

Вновь обратился к Жантому.

— Как давно вы женились?

— Признаюсь, мне кажется, очень давно, — ответил Жантом. — Если бы свадьбы назывались не серебряными, золотыми или бриллиантовыми, а терновыми, кактусовыми и занозными, я бы мог лучше вам объяснить.

— Черт побери! Этим все сказано.

— Я женат шесть лет. Жена… ну кто ее не знает… Валери Ласаль.

— Романистка?

— Если угодно, да. Романистка. Мы встретились на приеме, организованном издательствами Дельпоццо и «Галлимар» по случаю присуждения мне премии Четырех жюри… Ну! Не смейтесь! Как и вы, я считаю, что для присуждения книге премии три из четырех жюри лишние. Но я все равно испытывал такое счастье, что был готов обнять кого угодно, и к несчастью, руки мои замкнулись на Мириам… Да, ее зовут Мириам.

— Очень красивая женщина, если судить по фотографиям.

— Дело вкуса. Она старше меня на пять лет. Ладно, оставим это. Не ее вина. Она родилась на Гваделупе в семье мелкого таможенного служащего, мать ее была из местных. Вас это интересует?

— Конечно. Продолжайте.

— Так вот, после смерти матери они с отцом приехали во Францию. Отец вышел на пенсию и вскоре отправился в лучший мир. О нескольких следующих годах своей жизни она никогда особо не распространялась. Порой у меня складывалось впечатление, что она вела себя довольно легкомысленно. Потом вышел ее первый роман, написанный крайне небрежно. Но нынешняя публика упивается такими поделками, и ей устроили настоящую овацию. Угадайте, сколько она зарабатывает. Нет, даже не пытайтесь. В среднем четыреста тысяч.

— А вы? — спросил врач. — Сколько получаете вы?

— В лучшем случае сорок пять — пятьдесят тысяч.

Оба помолчали, потом врач покачал головой.

— В этом причина вашего разлада?

— Не думаю, доктор. Два писателя в семье могут не ладить, допускаю. Такое случается. Тогда они просто расстаются, и каждый идет своим путем.

— А почему вы этого не делаете?

— Потому что у нас речь идет не о хорошей или плохой семье. Совсем нет. Истина, страшная истина, состоит в том, что один из нас процветает за счет другого, один из нас пьет кровь другого. А другой — это ведь я, не написавший за все время совместной жизни ни единой достойной строчки. Вот почему я здесь.

— А как с сексом?

— Полный ноль.

— А до свадьбы?

— Мы мимолетом встречались, но не из-за физического влечения, а потому, что каждому писателю необходимо получить определенный опыт.

— Но тогда объясните мне, как же вы живете? В одной квартире?

— Нет. На разных этажах.

— А обедаете? Вместе?

— Нет. Я хожу в ресторан. Мириам же привыкла есть что угодно, например, салат из сырых овощей или бутерброды с анчоусами, и при этом все время курит, перечитывая написанное утром.

— Значит, вы никогда не разговариваете?

— Напротив. Ей очень нравится узнавать, с кем я встречаюсь, быть в курсе сплетен, всякой болтовни, разговоров, которые процветают в нашей среде. Поэтому время от времени она угощает меня чем-нибудь экзотическим, отчего у меня начинается изжога. Мы просто разговариваем.