Оксана Обухова - Ставка на проигрыш

– Все нормально, Сонечка, все нормально, – быстро заговорил подполковник.

– И что мне теперь делать?

– Инструкции помните?

– Да. Всегда на людях, по углам не шастать, не провоцировать.

– Точно. И главное – не опережать события. Вам торопиться некуда, ему тоже. А торг будет, Софьюшка, будет. Так что держитесь начеку…

– Да держусь я, – вздохнула «Софьюшка». – Скорее бы все закончилось.

– Закончится, – обрадованно заверил меня матерый контрразведчик. – Должно закончиться. Ему груз как воздух нужен.

– Так и брал бы!

– Нет, Сонечка. Он все делает грамотно. Себя обозначил. Заинтересованность выказал. Теперь прокачивает.

– Ох и устала я от умных дяденек!

– Ничего, Софьюшка, ничего… Все образуется.

Хороший все-таки начальник Михаил Николаевич. Меня ведь только по шерстке погладь вдоль линии роста. Я же все угли из костра голыми руками повынимаю!

Ночью «Мадемуазель» вошла в грозу, поэтому спала я отвратительно. Назар Савельевич работал до первых петухов, и в его каюте, зайдя туда перед завтраком, я обнаружила дикий производственный бардак: исчирканные бумажки, разложенные, судя по всему, в особом порядке, два изгрызенных сломанных карандаша и полную пепельницу окурков. Карандаши и окурки я выбросила, пепельницу помыла, к бумажкам, упаси бог, даже не притронулась, а повесила на двери табличку для горничной «Не беспокоить» и отправилась в ресторан.

Погода стояла совсем восхитительная. Прохладные мокрые палубы слегка курились паром под ярким солнцем, свежий ветерок гнал легкую волну, желудок помнил ночную качку и отказывался есть. Я только бутерброд с сыром в него пропихнула.

Огляделась по сторонам и отметила, что народу сегодня собралось до обидного мало.

Впрочем, чего обижаться? Мне, конечно, сравнивать не с чем, но качка ночью была всамделишная. Морская.

Запив сыр кофе, я полюбовалась невозмутимостью и хорошим аппетитом лорда Каментона, вышла из ресторана и отправилась на нос «Девушки». Дышать свежим речным воздухом, портить его сигаретным дымом, пить вторую порцию утреннего кофе и ждать: то ли Туполева, то ли курьера с предложениями по бартеру.

Им всем нужна Соня, кто-нибудь да объявится. А к ожиданию курьера я начинала относиться практически с философской прохладцей. Как к конечному пункту Б из детской задачки. Все имеет свое начало и свой конец, свои мотивы и свою историю…

Тарас Ваценко появился на палубе примерно через полчаса. Его тащила за руку моя землячка Стелла, он вроде как упирался, но роль кавалера из курортного романа обязывала. Иностранный шпион легко вписывался в амплуа героя-любовника, Стелла игриво поводила накачанным фитнес-плечиком, и мне было ее жалко. «Бедная, бедная Стелла. Надеюсь, жениться он тебе не обещал?..»

Голубки, спиной ко всему миру, посидели в шезлонгах – я тоже неподалеку бросила якорь задом и вставать не торопилась, – поворковали, но минут через десять перед ними возникли Элла и Марьяна, обе одетые в физкультурную форму и с полотенцами на бедрах. Стелла медленно, с неохотой поднялась из шезлонга, потрепала шпиона по лысой маковке и отправилась тренировать тела подруг.

Я проводила ее уход уважительным взглядом и подивилась отменно стойкому характеру землячки. Я, например, роман на гантели не променяла бы, хоть сто подруг меня зови. Подруги и железки никуда не денутся, а роман через несколько дней приплывет к последнему причалу…

Тарас посидел немного, глядя вперед по курсу, – девичий щебет утих за плеском волн, – потом поднялся и валкой, неторопливой походкой пошел ко мне. Или к бару за моей спиной, или к одной из пешеходных тропинок вдоль бортов. Но я надеялась, что все-таки ко мне. Сидела и смотрела прямо ему в глаза, как будто приглашала.

Ваценко легко, по-спортивному опустился в шезлонг по левую руку от меня и, ни слова не говоря, уставился вперед. На скромные белые облачка, на чаек, подставил лицо ветру и сидел, тишину охранял.

Мне игра в молчанку надоела быстро. Я повернулась, посмотрела на соседа в упор и высказалась:

– А с наклеенными бровями вам было лучше.

Тарас выдвинул вперед нижнюю челюсть, выпятил присобранную нижнюю губу и задумчиво бросил:

– Думаете?

– Уверена. Очки под Джона Леннона полное говно, а брови вам идут.

В следующей гримасе Ваценко уже прикусил нижнюю губу, один ее уголок острым клыком, и, немного повернувшись ко мне, произнес:

– Сколько?

Я хмыкнула, облизнулась жадно и, перенеся вес тела на левый локоток, поближе к шпионскому уху, выдохнула: