Андрей Островский - Напряжение

Запомнилось одно лето. Петьки еще не было на свете. Отец пришел с работы против обыкновения днем, необычно оживленный, и велел матери собираться в отпуск. На следующий день они уже ехали в поезде на Рыбинск, а еще через два дня плыли на колесном пароходе «Вера Засулич» вниз по Волге. Олегу все было в диковинку. Он облазил каюту, поднимал и опускал желтые деревянные жалюзи, носился по палубе, заглядывал в машинное отделение, потом мчался в салон… И не хватало времени смотреть на заросшие деревьями пушистые горы, на стада, дремавшие у воды, деревушки…

Они сошли на пристани в Мариинском посаде, и загорелый старик-чуваш, не торгуясь, отвез их на лодке в ближайшую деревню. Олегу казалось, что ничего прекраснее этой деревни не существует на свете, хотя это была самая обыкновенная русская деревня. Она была зелена, потому что у каждого дома рос яблоневый сад; по улицам ходили вперевалку гуси, шипели на пробегавших мимо кошек и щипали мягкую, кудрявую травку, по которой приятно было бегать босиком; поросята терли бока о пересохшие серые бревна старых амбаров…

Каждое утро, запасаясь ватрушками, молоком, крутыми яйцами и всякой другой снедью, Кунгуровы стаскивали в воду лодку и плыли на другую сторону Волги, на пески. Отец сооружал тент из простыни и весел и садился с удочкой или забрасывал спиннинг; Олег помогал ему, ловил ради забавы мальков линялым марлевым сачком. Иногда они все — отец, мать и Олег — ложились спиной на горячий песок и загорали, слушая, как кричат и суетятся чайки: «Три-ар-рр! Три-ар-рр!..»

«Как хорошо-то, Вася!» — говорила мать. Олег видел, что она счастлива покоем отца, тишиной, природой.

Отец был ласков, добр, но по-прежнему молчалив. Они с Олегом копали колодцы, разводили костры, ловили бабочек, плели из ивняка корзины. А один раз отец смастерил змея с длинным хвостом из мочалки. Олег прыгал в восторге на одной ножке вокруг отца и выпалил вдруг ни с того ни с сего:

«Пап, если бы всегда ты был такой!»

«Какой, сынок?» — не понял отец.

Но Олег так и не смог объяснить. А отец погладил его по выгоревшим волосам, потом прижал к себе и крепко поцеловал…

Путешествие это — единственное в жизни Олега — оставило в памяти у него такое впечатление, что при первой возможности он решил повторить его с Петькой. На Волгу они тогда не смогли поехать, — доро́га была для них слишком дорога́, — и они отправились на Карельский перешеек, на Вуоксу. Там Олег вытянул на спиннинг четырехкилограммовую щуку, и с тех пор Петька бредил спиннингом и летним дикарским биваком.

Олег повернулся на живот, подбив под голову теплую слежавшуюся подушку. У него и в детстве случалась бессонница, когда задавали слишком много уроков и приходилось сидеть до полуночи. Он знал: в таких случаях лучше всего считать и стараться увидеть цифры, произнесенные в уме. Раз, два, три, четыре… восемь… двенадцать… Ни о чем не думать, только цифры, только цифры… восемнадцать, девятнадцать… Появилась вместо цифр Тоська, такая, какой она была тогда утром, в ванне… Двадцать четыре, двадцать пять… А все-таки она, наверное, жалеет, что так у нее получилось. И не прочь вернуть старое. «Я только один раз провожала белые ночи, помнишь — с тобой? Какая прелесть! Я бы еще с удовольствием прокатилась бы по заливу»… — «Кто же тебе мешает? Катайся»… Тридцать два, тридцать три, тридцать четыре… Вот с Тамарой я поехал бы куда угодно!.. Тамара!.. Тридцать девять, сорок, сорок один… Прийти к тете Люде и сказать: «А знаешь, я женюсь. Я же тебе сказал, что предупрежу…» Бедная тетя Люда, здорово, видно, она расстроилась из-за Ганночкиного мужа. Надо будет съездить к Смородину… Интересно, Смородин женился на этой, смешливой?.. Вот на кого он похож, на Беклемишева! А я все думал, кого он напоминает… Беклемишев все же решил действовать по-своему! Пусть, но к Говоркову он так или иначе придет, с другой стороны… Ни о чем не думать, ни о чем… Только цифры, только цифры… На какой я остановился? Сорок восемь? Или нет, пятьдесят восемь? Лучше начать снова… Раз, два, три…

Сон не приходил. Олег открыл глаза. Окна стали сизыми, проявились предметы… Он встал, сердясь на себя, прошелся по комнате, поправил одеяло на посапывающем Петьке и погладил брата…

Озябнув, он снова лег и вскоре почувствовал, что засыпает.

Разговаривая с дружинниками «Искры», Олег, среди прочего, услышал такую историю: однажды шлифовщик девятого цеха Раков пришел на работу навеселе и поспорил с соседом по станку на «маленькую», что разобьет кувалдой свои ручные часы. Рабочие встали в кружок. Спор был смешным и необычным. Раков вынул из кармана «Салют», дал всем послушать, что часы ходят, положил их на наковальню, размахнулся и ударил… Затем вынул другие и начал спорить, уже на «сто грамм», что и их расшибет.