Кирилл Шелестов - Побег

— А у тебя самого есть подозрения? — допытывался я.

— У меня? — Боня огляделся по сторонам и наклонился ко мне вплотную. — Есть. Я на Дианку думаю!

— На кого?! — опешил я.

— На Дианку, — повторил Боня убежденно. — А что ты так удивляешься? Она же ему изменяла, налево ныряла от него. Я точно знаю. Мне Владик сам сколько раз плакался. Я ему, бывало, говорю, брось ты ее, не позорься. Ты же мужик, такими деньгами ворочаешь. Пошли ее к черту! Мы тебе другую найдем, мало их, что ли? А он — ни в какую. Любил ее, жить без нее не мог, все ей рассказывал. А она взяла, да и натырила какого-то хахаля своего. Тот втерся к Владику в доверие. А в нужную минуту его же и разменял. Я всегда говорил: нельзя бабам доверять, — заключил он поучительно.

— Это не она, — сердито возразил я. — Владик ее ревновал бешено. Он ни за что не стал бы откровенничать с человеком, которого она бы к нему подвела. К тому же зачем ей было кого-то натравливать на Владика, если Владик и так делал все, что она хотела?

С этим Боня спорить не мог.

— Ну, не знаю, — проворчал он. — От баб всего можно ожидать. А от нее — особенно. — Он покосился в иллюминатор и хлебнул коньяка. Это ускорило мыслительные процессы в его голове.

— Ну, если не Дианка, тогда это — Плохиш! — выдвинул он другую версию.

— Плохиш-то здесь при чем?

— А при том, что Плохиш за бабки удавится! — легко нашелся Боня. — Он сейчас больше всех разоряется. Даже громче Бабая. А залетел всего на тридцатку. Да для него это — копейки сущие. Я и то больше попал, а я по сравнению с ним — босяк. Вот я и думаю, что Плохиш для видимости эту мелочь в «Золотую ниву» закинул, чтобы подозрения от себя отвести. А сам Владика грохнул и все загреб!

С болтунами вроде Бони никогда не угадаешь, когда они скажут они что-нибудь стоящее, а когда совсем заврутся.

— Как-то тебя все дальше уносит, — заметил я. — Вряд ли это был человек со стороны, скорее, кто-то, кто хорошо разбирался в делах фирмы, кого Владик знал.

Боня задумчиво почесал в голове.

— Ну, если тебя послушать, то только один человек подходит, — пробормотал он недовольно. — Генерал. Да только я сроду в это не поверю. Он же тупой, как валенок.

— Не только генерал, — покачал я головой. — Есть еще один человек

— Это кто же? — Боня с любопытством уставился на меня.

— Ты, — ответил я. — Ты по всем параметрам подходишь. И не дурак, и в аферах рубишь, и Владик тебе верил.

— Я?! — задохнулся Боня. — Я Владика убил? Да ты что?! Да он!.. Да я!.. — Боня не находил слов от возмущения. — Он мне как сын!

— Но все-таки не сын, — возразил я. — А тридцать миллионов — очень хорошие деньги.

— И куда же я их дел?! — ядовито осведомился Боня. — Чего же я тогда с тобой здесь водкой давлюсь, а не на Кайманах с телками загораю?

— Не знаю. Сам удивляюсь.

Это была месть за его слова о Диане. Честно говоря, я не думал на Боню. Его привязанность к Владику казалась мне искренней. Впрочем, человек столь разносторонний, как Боня, вполне мог и прибить кого-нибудь за деньги, а потом предаваться тихой грусти по своей жертве. Так или иначе, но Боня надулся.

— Что-то я спать захотел, — сообщил он, не глядя в мою сторону. — Устал. Девушка, девушка, где здесь у вас плед?

В Уральск мы прилетели за полночь. Здесь было шесть градусов мороза и сильный северный ветер. Едва выйдя на трап, в ледяную темноту, я сразу продрог и поднял воротник пальто. Внизу нас дожидались сотрудницы аэропорта, разделявшие пассажиров на группы. К самолету обычно подавали три автобуса: самый маленький предназначался для тех, кто проходил VIP-залом. Попросторнее — для тех, кто летел бизнес-классом, но не относился к числу особо важных персон. И, наконец, самый большой автобус — для прочих.

Хотя виповский транспорт отличался обшарпанностью и неудобством, рядовые пассажиры обычно взирали на него с завистливой неприязнью. К нему с нашего рейса проследовали лишь четверо: дама в норковой шубе, ее муж, и мы с Боней. Ожидавшая у дверей автобуса знакомая девушка в короткой юбке и накинутом на плечи пальто мерзла, ежилась и смотрела на меня жалобно. Я замыкал шествие и, поднимаясь по ступеням, ободряюще ей улыбнулся.

— Свежо тут у нас, — заметил я, не зная, что еще сказать.

— Андрей Дмитриевич, — тихо позвала она снизу.

Мне послышалось в ее голосе что-то тревожное.

— Андрей Дмитрич, — забормотала она, опуская голову. — Вы извините, конечно, но тут так получилось... В общем, вас вычеркнули из списка.