Валентина Панченко: Происшествие на ярмарке

Подвода, где сидели Виталий и московский розыскник, вырвалась вперед.

Публика в панике разбегалась. Огонь не пробился в зрительный зал первым заскочив на сцену, начальник пожарной команды Егор Егорович сразу же опустил железный занавес, сделанный как раз на случай пожара. Но едкий дым уже обволакивал зрителей, поваливших к дверям.

Егор Егорович выбежал на сцену. Она была пуста. Огонь бушевал наверху, на кулисах. По крутой лестнице он устремился под крышу, с багром в руках добрался до подвесного мостика. Неловким движением задел один из рычагов, и сверху прямо в огонь упал огромный холст.

А внизу лихо орудовали пожарные. Один из них случайно направил струю из брандспойта на кучу тряпок, до которых еще не дошло пламя. Ткань, сбитая напором, отлетела, и все увидели раненого Ромашина. Первым к нему подскочил Себекин, наконец примчавшийся к месту происшествия.

- Григорий Петрович... - неожиданно услышал начальник милиции. Видимо, вода привела Ромашина в чувство.

- Что с тобой, Рома?

- Скорее задержите...

- Кого?

- Павильон госторга... С крыши... Сухов... Дайте пить. Кажется, все... - Ромашин дернулся всем телом, стремясь приподняться, но тут же безжизненно упал на руки Себекина.

Пламя вырвалось с чердаков. Кругом было светло, как днем. Молча, почти автоматически делали свою работу пожарные: лезли по лестницам наверх, качали воду.

Сквозь заградительный занавес пробились Гряднов и Виталий. И тут же заметили убитого.

- Кто его? - спросил инспектор у Себекина.

- Не знаю. Понимаешь, он в самый последний момент, очнувшись, про госторг говорил, какого-то Сухова.

- Вот как? Опять твой дядюшка, Виталик. Значит, все это его рук дело. У павильона госторга нужно немедленно поставить засаду. Он, наверное, там. Пошли.

Но Сухов был рядом, в толпе зевак, сбежавшихся на пожар, натиск которых с трудом сдерживали рабочие. Он считал, что в гриме его не узнают, и сквозь шум старался разобрать, о чем говорят люди, склонившиеся над милиционером, которого к тому времени вынесли из здания театра. Он узнал Виталия. Неожиданно они встретились взглядами. Виталий стал пристально всматриваться в лицо Сухова, но тот успел спрятаться за соседа и поспешил выбраться из толпы. Зло усмехнувшись, Сухов подождал, пока не ушли сотрудники милиции с "племянником". Чуть в стороне, прислонившись к столбу, в окружении артистов стоял Кустовский. Он тихо плакал. Евгений Николаевич пожал ему руку.

- Уйдите, Сухов! - вдруг взорвался режиссер. - Вы не человек. Какая же вы мразь! Прочь отсюда, жалкое ничтожество! Это ты спалил наш театр!

Из темноты выскочил Павел. Не видя Сухова, он подошел к старику.

- Что с вами? Успокойтесь, пойдемте скорее отсюда!

- Паша! Милый! Это конец!

- Да нет же, нет! Бежим на пристань. Мы успеем. Смотрите, что у меня есть. Вот они, подсвечники. Ваш приятель оставил их в театре. - Парень развернул красную тряпку. - С этим мы нигде не пропадем. Вставайте, Семен Глебович! Надо бежать.

Сухов, сделав два шага, очутился возле Павла.

- Женя, не трогай мальчика! - закричал Кустовский и схватил его за руку. - Не убивай, прошу тебя!

- Пошел вон, скотина!

Сухов, выхватив финку, хотел оторвать от себя режиссера, но в этот момент Павел сильно ударил Евгения Николаевича подсвечником по голове. Удар обрушивался за ударом, пока подоспевшие милиционеры, среди которых были и Гущин с Себекиным, не оттащили его.

Константинов, обнимая жену, говорил ей заплетающимся языком:

- Что бы я делал без тебя? Сокровище ты мое драгоценное.

Они сидели за столиком трактира возле окна, из которого была видна ювелирная лавка.

- Оставь меня. Опять напился, смотреть противно. Еле сидишь. Вставай, вроде бы уже пора...

- Успеем, дорогая, сделать то, что нам поручено этим мерзким человеком, а именно - запалить мастерскую...

- Ты чего кричишь?

- Я говорю, - икая, ответил Губошлеп. - А у нас в стране говорить никому не возбраняется. Да-да, смею вас заверить...

- Болтун! Ты посмотри, на кого ты похож. Вставай сейчас же!

- Па-пра-шу... не оскорблять мое достоинство. Иначе... - Он встал со стула, пошатываясь.

- Пошли, пошли отсюда! - потянула его жена. - Уже время. Сделаем дело - и на пароход. Никто нас не поймает.

- На посошок! Нужно выпить на посошок! - Губошлеп потянулся к недопитой бутылке. - Давай, Галя, выпьем и начнем новую жизнь. И факел, который мы зажжем на этой ярмарке, будет символом нашего очищения.

Гряднов с Виталием, обойдя здание госторга и не заметив ничего подозрительного, присели на скамейку, окруженную кустами разросшейся черемухи, и стали наблюдать. Тут они и увидели вышедших из трактира супругов. Виталий, вытянув шею, стал всматриваться в их лица. Он сразу же узнал Губошлепа. Тот, с трудом удерживая равновесие - последняя рюмка сыграла свою роль, - еле передвигал ноги и, если бы не старания жены, давно бы свалился. Наблюдатели незаметно последовали за парочкой.