Лев Корнешов - Последний полет «Ангела»

— Вам известна дальнейшая судьба этого Жоры?

— Нет, я видел его только во время этой акции.

— Как он выглядел? Опишите.

— Чуть старше двадцати, невысокий, даже низкого роста, нос прямой, глаза всегда налитые злобой, на лице оспинки, волосы темные, вьющиеся, вроде завивку делал. Наружность у него, помню, была привлекательная. И еще — дерганый, нервный. Полицейские шептались, что во время акций он обычно высматривает себе девушку, выделяет из толпы смертников для вечерних развлечений. Но потом тоже добивает. Но одну он вроде бы всюду возил за собой, и Коршун этому не препятствовал.

— Вам она известна?

— Нет. Ничего о ней показать не могу.

— Вы подробно описали Жору. Почему вы так хорошо его запомнили?

— Я ж и был тем полицейским, на правом фланге, которого он кулаком… Рассмотрел.

— Что еще можете вспомнить?

— Вот — маленькую родинку под правым глазом. Вроде точки такой.

— Значит, вас привезли в Адабаши…

— Нет, сборным пунктом была центральная усадьба совхоза «Заря». В Адабаши мы приехали утром.

Танцюра далее очень подробно рассказал о том, как проводилась акция. Так Алексей узнал подробности гибели рода Адабашей: вот их сгоняют на сельскую площадь, строят в колонну, ведут, добивают беглецов, выстраивают у противотанкового рва…

— Вы нашли бы сейчас место расстрела?

— Нет, конечно. Столько лет прошло.

— Неужели могли забыть? Ведь расстреляли почти двести человек.

— Я, гражданин следователь, много разного в те времена насмотрелся. Если бы все запоминал — давно бы не выдержал, тронулся.

Неизвестный коллега Алексея, допрашивающий Танцюру, зафиксировал в протоколе и ответ преступника о том, что делал Коршун во время акции:

«Он отдавал приказы, и еще ему нравилось стрелять по бегущим. Стрелял он очень метко».

Адабаши… Танцюра участвовал в расстреле жителей села Адабаши. И опять Коршун…

Алексея вызвал к себе майор Устиян.

Майор Устиян задумчиво перекладывал на столе папки, листки бумаги, какие-то брошюры. Это у него была такая привычка: когда требовалось сосредоточиться, майор начинал наводить порядок на своем письменном столе. Или точил карандаши.

— Докладывайте, — суховато предложил Устиян.

— Не о чем пока… Никаких следов.

— Они есть, Алексей, просто мы пока их еще не нашли. Избитая истина: любой преступник оставляет следы. Бывает, конечно, что все заметается тщательно — ни соринки. Однако не в нашем случае. Расстреляны сотни людей, в акциях участвовали десятки карателей. — Майор закончил свои размышления уверенно. — Надо найти эти следы. Оставьте другие дела, займитесь только этим. Прошу вас в течение трех дней разработать план оперативных мероприятий по розыску преступников. — Учтите, — строго проговорил Устиян, — это задание на контроле у генерала Туршатова. Мы не должны допустить, чтобы виновные в гибели многих людей ушли от наказания.

— Да может, их и в живых нет уже! — вырвалось у Алексея. — Сорок лет прошло, целая эпоха!

— Но ведь выжил, уцелел Танцюра? — Майор нахмурился, он болезненно воспринимал то, что не установлены каратели, учинившие расправу над мирным населением на территории их области, и даже неизвестно, где захоронены жертвы.

— Учтите, Алексей, у нас есть правило: мы перестаем искать военного преступника, фашистского пособника только в том случае, если убеждаемся, что он мертв. — Слова его прозвучали жестко. Майор поднялся из-за стола. — Жду вас через три дня.

Это время Алексей потратил на то, чтобы снова самым тщательным образом изучить все, что имело хоть какое-то отношение к злодеяниям оккупантов на территории области, просмотреть материалы судебных процессов над предателями Родины, которые прошли ранее. Под многими документами, изобличающими преступников, он встретил подпись майора Устияна и проникся искренним уважением к своему начальнику — как тот настойчиво, целеустремленно, даже одержимо проводил розыск.

Вот он какой, Никита Владимирович. И Алексей мысленно извинился перед ним за то, что, когда увидел впервые, в мешковатом штатском костюме, полноватого, медлительного, в круглых, давно вышедших из моды очках, окрестил про себя «бухгалтером». А оказывается, у этого «бухгалтера» был свой особый счет, и война для него не окончилась в 1945-м, он продолжал преследование каждого несдавшегося врага до того рубежа, на котором звучат суровые слова: «Встать! Суд идет!»

В архивных документах Алексей несколько раз наталкивался на упоминания о злодеяниях, совершенных зондеркомандой «Восток». Но странное дело, нигде не называлась фамилия ее начальника, его звание или номер команды, как это было положено. «Зондеркоманда «Восток» прибыла в населенный пункт…» Или: «Зондеркоманда «Восток» полностью выполнила поставленную перед нею задачу по очищению данной территории от нежелательных элементов…» Или, допустим, в приказе: «Зондеркоманде «Восток» обеспечить абсолютный порядок в зоне, прилегающей к штабу дивизии…» Этот приказ появился после того, как партизаны выкрали штабного офицера с секретными бумагами. Стиль и особенности некоторых документов подсказывали вывод, что «Восток» — это шифрованное название какой-то особо важной, мобильной группировки карателей, которую немцы пускали «в дело» в особых случаях.