Лев Корнешов - Последний полет «Ангела»

Алексей невольно обвел взглядом комнату, в которой они сидели, — красиво здесь и уютно. И еще «Жигули» стоят во дворе…

— А-а, — протянула Гера, — понимаю, о чем ты думаешь. К твоему сведению и чтоб тебя не мучила совесть, эту дачу мне завещал дед, он же подарил и машину к совершеннолетию. Сказал, как отрезал: «Хочу, чтобы ты от них не зависела». Мама недолго позлобствовала, но смирилась — все равно в семью, а не из нее.

— Видишь ли, Гера, — как можно мягче проговорил Алексей, — я знаю, что тебе сказать, известен ответ и тебе. Жить надо только по правде, как твой дед-генерал, как мой дядя Егор Иванович Адабаш, как моя мама, которую я бесконечно люблю. Иначе начинается не жизнь — прозябание. А это удел пресмыкающихся.

— Пресмыкающихся? — эхом откликнулась Гера.

— Да. Одни пресмыкаются перед теми, кто сильнее их, другие — перед деньгами, третьи — перед машинами, дачами, тряпками с зарубежными нашлепками. Знал я одного хорошего парня, — задумчиво сказал Алексей. — Он увлекался современной музыкой, магами, дисками и прочим. Пока это было просто увлечение — что в том дурного? Но как только он из дисков сотворил идолов, все доброе в нем стало разрушаться, человечное не просто потерялось, оно было пущено в распыл. Твой случай не из этого ряда, однако общее есть. Тебя хотели просто-напросто купить, как привыкли покупать другие ценности. И ты это понимаешь.

Гера кивнула. Да, она тоже пришла к такому выводу, у того элегантного пройдохи даже сомнение не прорезалось — дело лишь в цене, опасался переплатить, но и продешевить не желал. Как он выспрашивал: «А это правда, дорогая, что дедушка-герой завещал вам дачу? Нет-нет, не думайте, я в состоянии купить пять таких дач… Но очень важно, чтобы все законно-легально. Мы построим специально для вас чудесный бассейн — будете в нем рыбкой, и не простой, а золотой». Какая пошлятина, кошмар и катастрофа…

— Еще мне кажется, — продолжал Алексей, — что только очень честные и чистые люди способны на большую любовь, а без нее мир становится серым. Я много вечеров провел над письмами Ирмы Раабе, помнишь, я тебе о ней рассказывал? Простенькие они эти письма, в меру наивные, иногда растерянные, что понятно — время было такое. В самом своем последнем письме, уже, видно, предчувствуя какую-то беду, она написала: «Знай, мой капитан, что бы ни случилось, что бы ты ни узнал обо мне — я люблю только тебя». А ведь их разделяла ненависть, предрассудки, тяжесть прошлого и расплывчатое будущее! Наконец, капитан Адабаш отлично знал, как посмотрит на такой «роман» его командование.

Гера слушала его очень внимательно. Она положила голову на ладони, и, не мигая, смотрела на Алексея. В полумраке ее глаза мерцали загадочно и изменчиво.

— Мне очень хочется знать, что с нею случилось… И еще для меня, человека другого времени, необычайно важно сообщить ей, что капитан Адабаш оставался верен ее любви и не встретился с нею только потому, что погиб.

Гера спросила:

— Как ты думаешь, они могли бы пожениться?

— Редко, но такое случалось. Так вот, о письмах Ирмы… Повторяю: простенькие, наивные, растерянные. Почему же их хранила моя мама? Немцев она ненавидела, так почему же она передала как семейную реликвию эти письма немки своему сыну? Как случилось, что капитан Адабаш, полюбив немецкую девушку, в то же время считал своим святым долгом разыскать, покарать немца-карателя? Да, эти люди умели и любить, и ненавидеть. Может, потому они и выполнили свой долг — победили.

Алексей не замечал, как бежит время, уже очень поздно, за окнами дачи разлился, все затопил серебряный свет молодой луны. Гера подошла к окну, распахнула его, встала так, что луна высветила ее на фоне зеленой, трепещущей под легким ночным ветерком молодой листвы. И вдруг Алексею привиделось то, что было не с ним, с другим: май сорок пятого, коттедж в предместье Берлина, у скрытого шторой окна тенью стоит девушка, и багровое от пожаров небо рвут на части взрывы снарядов, мертвым светом заливают руины ракеты. Девушка всматривается не в объятый пожаром мир, она ждет рассвета и не знает, что он ей принесет — день, который наступит. Когда встречаются ночь и день, время смещается, и порою неожиданно соединяются прошлое и настоящее, то, что было и что есть.

— Ирма! — чуть слышно позвал Алексей. Тень у окна не шевельнулась, лишь тихо дрогнули шторы, словно ветерок подхватил прозвучавшее имя и унес на своих крыльях в просторы лунного света.

— Ну вот и все! — Гера наконец отошла от окна, зажгла свет. — Ты что-то сказал, Алеша?