Стенли Эллин: Самая дорогая бутылка в мире

Но Кассулас, вознамерившись оказать честь «Сент-Оэну», наливая его прямо из бутылки, должен проявить немалое искусство. Во-первых, надо не раскрошить пробку. Во-вторых, после того, как вино немного постоит, до подачи закуски, его необходимо разлить по бокалам так, чтобы не всколыхнуть осадок со дна. Малейшая неосторожность при откупоривании или разливе вина — и понадобится по меньшей мере еще трое суток, прежде чем его можно будет пить.

Все расселись, и Кассулас приступил к первой процедуре. Затаив дыхание, мы наблюдали, как он одной рукой крепко ухватил горлышко бутылки, а другой точно всадил штопор в самую середину пробки. Потом, сосредоточившись, словно обезвреживающий мину сапер, стал медленно, очень медленно ввинчивать его, почти не надавливая, заставляя двигаться как бы собственным ходом. Нужно ввести его достаточно глубоко, чтобы он как следует укрепился в пробке, и в то же время не проткнуть до конца, иначе крошки неминуемо попадут в вино.

Вытащить пробку — не пронзив ее насквозь! — из сосуда, который она закупоривала в течение десятилетий, способен лишь человек, обладающий большой физической силой. Причем бутылка должна находиться в строго вертикальном положении и быть абсолютно неподвижной, тянуть надо плавно и ни в коем случае не поворачивать штопор. Инструмент старой конструкции, не имеющий искусственного рычага опоры, идеально для этого подходит, ибо он дает возможность чувствовать движение пробки.

Кассулас стиснул горлышко бутылки так, что побелели костяшки пальцев. Плечи чуть сгорбились, на шее натянулись мускулы. Несмотря на всю его физическую силу, сначала ему не удавалось сдвинуть с места прочно засевшую пробку. Но он не сдавался, и в конце концов сдалась пробка. Медленно и плавно он вытащил ее, и в первый раз за много лет с тех пор, как вино покинуло свою бочку, ему позволили вдохнуть свежий воздух.

Кассулас несколько раз провел пробкой перед носом. Передав ее мне, пожал плечами.

— Пока трудно что-нибудь сказать, — заметил он, и, конечно, был прав. Оставшийся на ней аромат тонкого бургундского ни о чем не говорил: даже погибшее вино могло сохранить свой букет.

Де Марешаль даже не потрудился взглянуть на пробку.

— Только вино. Через час, на счастье или на горе, мы узнаем его тайну. Боюсь, что этот час покажется нам долгим.

Сначала я не согласился с ним. Обед, который нам подали, отвлек от мыслей о главном событии вечера больше, чем я предполагал. Меню, дань «Нюи Сент-Оэну» 1929 года, было составлено, словно короткая программа легкой музыки перед исполнением одного из шедевров Бетховена. Артишоки в масляном соусе, омар с грибами и, чтобы очистить нёбо, очень кислое лимонное мороженое. Простые, но безупречно приготовленные блюда.

И напитки, которые к ним подобрал Кассулас, можно уподобить оправе к его бриллианту — «Сент-Оэну». Хорошее шабли, респектабельный мускатель. Отличные вина, но ни одно из них не могло рассчитывать на большее, чем одобрительный кивок знатока. Так Кассулас давал нам понять, что ничем не отвлечет от ожидания великого чуда — бутылки, которая стояла открытой перед нами.

Наконец, мои нервы сдали. Хоть я отнюдь не новичок в таких вещах, почувствовал нарастающее напряжение, и когда обед подходил к концу, вино притягивало мой взгляд как магнит. Мучительно было ожидать, когда наконец подадут главное блюдо и нальют «Сент-Оэн».

Кому же достанется право отведать первые капли? Оно принадлежит хозяину дома, но Кассулас может уступить его по собственному выбору кому-нибудь из гостей в знак уважения. Я подумал, что, пожалуй, не хотел бы удостоиться такой чести. Но взял себя в руки и приготовился к худшему, ибо первым обнаружить, что напиток погиб, все равно что спрыгнуть без парашюта с летящего над облаками самолета. Зато открыть, что величайшее из вин осталось живым после стольких лет!.. Глядя на Макса де Марешаля, побагровевшего от нарастающего волнения, потеющего так, что ему приходилось не переставая вытирал лоб платком, я решил, что он думает о том же.

Наконец внесли главное блюдо — как и предлагал де Марешаль, телячьи антрекоты. Его сопровождал лишь поднос с зеленым горошком. Кушанье подали на стол. Потом Кассулас сделал знак мажордому. и тот отослал прислугу. Нельзя допустить ни малейшей возможности беспорядка, ничто не должно отвлекать в тот момент, когда вино разливается по бокалам.

Когда массивная дверь столовой закрылась за последним слугой, Жозеф вернулся к столу и замер на своем посту рядом с хозяином, готовый выполнить любое его требование.