Борис Мегрели - Без всяких полномочий

— А вы? — спросил Леван меня, когда за Мерабом закрылась дверь.

— Участвую. Только копию Шота должны передать не вы, а я.

— Это мы еще обсудим.

Зазвонил телефон.

— Тебя, юноша, — Гарри протянул мне трубку.

Это был Эдвин.

— Я уезжаю, — сказал он. — Хочу попрощаться.

— Гурам с вами?

— Нет. Мы с ним уже попрощались.

Я удивился этому не меньше, чем звонку Эдвина. Чтобы Гурам не проводил гостя? Это было так не похоже на него.

Эдвин ждал у подъезда.

— Где Гурам? — спросил я.

— Не знаю. Я уговорил его не провожать меня. Он что-то не в духе… Хочу поблагодарить вас за гостеприимство. Спасибо — и до встречи в Москве. Приезжайте. Без дурака. Не обещаю такого приема, какой вы мне оказали, но… Приезжайте!

Я смутился. Вряд ли я повел бы себя так, окажись на его месте. Благородство Эдвина подавило меня.

— Да, совсем забыл, — спохватился я. — Помните, вы говорили, что ваш друг интересуется человеком по кличке Князь? Этот человек — Шота.

Что-то произошло с Эдвином. Он переменился в лице.

— Как вы узнали?

— Очень просто. Окликнул его, он отозвался.

— Фантастика! Как дела со статьей?

— Никак.

— Дайте мне копию. Я покажу в Москве компетентным людям. У меня достаточно связей.

Я без особой охоты поднялся за статьей и вручил ее Эдвину.

— До встречи! — он крепко пожал мне руку и сел в ожидавшую его «Волгу». Номер принадлежал Совету Министров Грузии. Прохиндей со связями этот Эдвин, мысленно усмехнулся я.

Гурам так и не позвонил. Не найдя его ни по одному телефону, я подумал, а вдруг он заехал ко мне и оставил записку, и, обнадежив себя такой маловероятной возможностью, отправился домой.

У Дондуа были гости.

Я незаметно прошел к себе, записки не обнаружил и, бесшумно ступая по балкону, стал пробираться к лестнице.

— Что это вы крадетесь? — услышал я голос своей квартирной хозяйки.

Я ошалело глядел на нее, впервые видя Лизу не в затрапезном халате, а в платье. Передо мной стояла красивая женщина.

— Вы, кажется, онемели, — сказала она.

— Онемеешь тут, — пробормотал я и стал спускаться по лестнице, но уйти не удалось. На голос Лизы вышла Мэри Дондуа и затащила меня в крохотную комнату, где за столом теснилось человек двадцать. Сандро попытался уступить мне свой стул. Он явно хотел улизнуть. Арчил Дондуа встал рядом со мной.

— Будем сидеть по очереди, — сказал он, смеясь. — В новой квартире только одна кухня размером с эту комнату. Какая квартира, друзья!

Он описывал достоинства квартиры, а я поглядывал на часы и скрипел зубами. Наконец мы выпили по бокалу вина, и я попросил Арчила выйти со мной. На балконе я признался ему, что должен найти Гурама.

— Коли это так серьезно, как вы утверждаете, отправимся имеете, — сказал он.

Я не стал возражать, и он взял ключи от машины.

Мы объездили пять ресторанов, но Гурама не нашли. Я чувствовал себя неловко. Арчила ждали гости, а он возил меня по городу в поисках незнакомого ему человека.

В шестом ресторане я увидел Лашу и Веба. Они стали усаживать меня за стол. Я еле отбился.

— Гурам не попадался вам на глаза? — спросил я.

— Может, попадался, а может, и нет, — сказал Боб. Он был пьян.

— Помолчи, Боб, — оборвал его Лаша. — Гурам ушел полчаса назад вон из той компании.

В глубине зала за двумя сдвинутыми столами сидели мужчины, и один стул рядом с очкариком был свободен.

Я подошел к ним и справился о Гураме. Очкарик настойчиво пытался сначала усадить меня за стол, а потом всунуть в мою руку бокал с вином.

— Благослови нас хотя бы, человек, — сказал он.

Я пригубил вино. Лишь после этого очкарик сказал, что Гурам, кажется, уехал на кладбище.

У ворот кладбища стояла машина Гурама.

— Он здесь. Не знаю, как вас благодарить, Арчил.

— Пустяки. Идите. Я подожду. Поедем ко мне.

— Он на могиле жены.

Мне не пришлось ничего объяснять. Арчил все понял. Прощаясь, он сказал:

— Вашему другу надо быть сейчас на людях. Приезжайте.

Кладбище напоминало о смерти и действовало на меня угнетающе. Я шел мимо мраморных и гранитных надгробий и не мог отделаться от мысли, что придет день, когда и меня не станет и мой сын, приходя на кладбище, будет мучиться точно так же, как и я, сожалеть о несбывшихся надеждах, страдать из-за своих ошибок. Я вспомнил мать. Я корил себя за черствость…

Я увидел Гурама. Он стоял на коленях, прислонившись головой к черному мрамору памятника. Мне очень хотелось утешить его, но я не подошел, сел на скамейку и стал ждать.