Инна Булгакова - Только никому не говори. Сборник

— Святая любовь! — вставила Зоя Викторовна энергично.

— Не будем бросаться такими словами.

— Но и другими не будем. В слове «фанатичная» есть негативный оттенок.

— Виноват, вы правы, — согласился Саня. — Вы говорили о глубокой внутренней связи Печерской с детьми. Как же она могла уйти от них без очень веской причины?

— Разумеется, причина была.

— Какая же?

— Мы о ней не знаем.

— Вы охарактеризовали балерину как человека веселого, открытого…

— С детьми, но не с коллегами. Может быть, из мягкости, из скромности, но… она не допускала до себя.

— А может быть, напротив — из гордости?.

— Что вы все подъезжаете… Не было в ней высокомерия. А вот изюминка была. Загадка. Я вам больше скажу: эта его Лялечка… не потянет, нет. Красотка, но…

— Откуда вы…

— Ну, в балетных кругах все известно. Он же знаменитость. Весь развод, можно сказать, на глазах.

Музыкантша оказалась идеальным свидетелем, словоохотливым, но отнюдь не глупым, подхватывающим вопрос налету. И женщина из сада, «женщина в черном» (почти нереальное, неземное существо в глазах мужчин, что-то вроде сказочной нимфы деревьев — дриады) очеловечивалась в бытовых прозаических черточках, становясь простой и милой… однако стоит вспомнить ее смерть!

— А почему она ходила в черном? — спросил Саня.

— Кто?

— Печерская.

— Почему в черном? — Зоя Викторовна сосредоточилась, вспоминая. — Как шатенке ей шли все нюансы ярко-синего — их она и предпочитала. Например, пальто с капюшоном из букле цвета электрик, белый шарф, белые туфельки, косметика нежнейших пастельных тонов — вот ее стиль.

— А черный плащ?

— Ну да, немецкий. У нас в универмаге тут выбросили, мы все купили. Еще прошлой осенью. Но, по контрасту оттененная блестящим шарфом с люриксом — белым! — и белыми перчатками, одежда не производила впечатления траура.

— В ту пятницу на Жасминовой она появилась в черном. Ее нашли в черном-все детали вплоть до мелочей, до перчаток, до белья.

— Какой ужас!

— И за несколько минут до своей гибели Печерская приобрела погребальный венок.

— Ужас!

— Или ее вкус за год изменился, или…

— Или она понесла утрату! — подхватила Зоя Викторовна.

— Возможно, разрыв с мужем — как символическое выражение утраты семьи, любви?

— Ну, не знаю, — протянула музыкантша с сомнением. — Развод — это прежде всего борьба.

— А вы знаете, Зоя Викторовна, что веселая ваша коллега, наслаждаясь тут общением с детьми, в это время вела с Анатолем разговоры о самоубийстве?

— Опять двадцать пять! — женщина рассердилась. — Это утверждает убийца?

— Их разговоры слышала хозяйка дома.

— Та, которая гонит самогонку? Больше верьте!

— Это моя тетя.

— Понятно, времена тяжелые, на пенсию не проживешь. А развод… по-нынешнему нормальный образ жизни. К тому же они общались, он за ней часто заезжал после работы, вплоть до самого конца. Какой там траур! Если б она захотела… — женщина улыбнулась, — неизвестно чем дело обернулось бы… для Лялечки.

— Вы сами видели, как Жемчугов заезжал за нею?

— Понимаете, он не подкатывал прямо к нашему подъезду, обычно ждал за углом.

— К чему такие предосторожности?

— К нам не подъедешь — переулок всегда забит машинами — это правда. Когда она возвращалась домой одна, то шла со мною на метро, а с ним — сворачивала за угол.

— То есть ни его, ни его машины вы не видели?

— Не видела, но знала. Сама Ниночка сказала: муж ждет.

— Муж ждет, — повторил Саня. — Вы не помните, когда это было?

— Я всегда все помню. В тот день, когда она пришла за документами.

— 12 октября?

— Да. И провела последнее занятие — бесплатно, ей было грустно расставаться с детьми.

— А что она сказала о причинах своего ухода? Вы ведь поинтересовались?

— А как же. Она сказала: «Я хочу наконец покоя».

Проснулся он на следующий день поздно, в одиннадцатом часу, с тяжелой головой, с ощущением: сегодня пятница, две недели прошло… две недели я прожил в этом доме, а пережил… Не надо! — приказал сам себе. — Не вдавайся, еще слишком больно. «Здесь нехорошо» — вспомнились слова Анатоля. Да уж! Перевел взгляд на бывшего владельца — ученого — единственная фотография в доме; при всем своем преклонении перед покойным тетя Май не увешала стены своей комнаты его снимками. Чем дольше вглядывался Саня в прозрачные пронзительные глаза, тем большее беспокойство охватывало его. Так бывает, когда стараешься что-то вспомнить — и не можешь. Вспомнился позавчерашний вечер у девочек, раскрытый фолиант с бабочками… так, правильно, тут прямая с биологом… И о чем я тогда подумал?.. «Неужели похороны были только вчера?» Не надо вспоминать! Как вдруг в мгновенной вспышке возникла стена с замурованными урнами.