Жозеф Кессель - Лев

Замедленный фильм продолжался, но с каждым новым кадром в него становилось все труднее верить.

Огромный лев в «лендровере» рядом с Буллитом или за столом — между ним и Патрицией.

Ужасный хищник, разрывающий кибоко, которым его наказали. (Но при этом он даже не рыкнул на хозяина!)

Кинг играет с рейнджерами.

Кинг лижет руки Сибиллы.

Я повторял, как автомат:

— Невероятно… Невероятно… Невероятно…

— Почему же? — сказал наконец Буллит слегка раздраженно. — У нас на ферме, когда я был маленьким, тоже был львенок, его нашли, как Кинга. Пять лет он жил с нами и ни разу не тронул ни одного человека, белого или черного, и ни одно животное. Потом отца перевели в город, и, прежде чем отпустить нашего льва на свободу, в заросли, пришлось научить его охотиться и убивать.

— А что это? — спрашивал я. — Что здесь?

На фотографии, которую я держал в руках, Кинг лежал на поляне вместе с другими львами.

— Я его застал однажды во время объезда, — сказал Буллит. — Он играл со своими приятелями. С ними это частенько бывает.

— Но он всегда возвращается, — вставила Патриция из кресла, где сидела вместе с матерью. Голос ее был очень жестким.

Буллит небрежно сгреб фотографии и сунул их в конверт.

— Пожалуй, пора уделить внимание дамам, — сказал он.

Сибилла расспрашивала меня о Париже, о Лондоне, о новых книгах и спектаклях, о последних модах, празднествах и концертах… Время от времени она вздыхала. Тогда Патриция прижималась к ней, и Сибилла нежно погладила ее круглую стриженую головку. И каждый раз плоская тень на задернутых шторах повторяла этот ее жест.

Буллит смотрел на жену, на дочь и с наслаждением затягивался черной сигарой.

Когда я вернулся от Буллитов к себе в хижину, электричество уже выключили. Но кто-то из слуг поставил на стол на веранде зажженную лампу-«молнию». Я устроился перед ней и задумался о событиях дня.

Спокойный вечер в бунгало Буллита, как ни странно, взвинтил меня гораздо больше, чем почти истерические вспышки Сибиллы накануне. Мир и тишина его, — говорил я себе, — неестественны, неправдоподобны для этих трех людей, живущих под одной крышей. Это как стоячая вода, опасная и нездоровая.

Чем объяснить благосклонность Сибиллы к Кингу, хотя еще вчера она его ненавидела?

А кроткое поведение Патриции перед альбомом матери — как увязать его с ее безумными играми с диким зверем?

Огромный лев снова завладел моими мыслями. Может быть, это он глухо ворчит в глубине ночи из зарослей? Или это раскаты далекой сухой грозы? Или это мне чудится?

Нервы у меня были на пределе, а потому, когда передо мной внезапно появился Буллит, я разделил ненависть Сибиллы к людям, которые возникают без малейшего звука. Высокая фигура, вдруг вступившая в световой круг от лампы, едва не заставила меня закричать от ужаса.

Буллит переоделся в свой охотничий костюм и сапоги, и волосы его были снова взъерошены гривой. Он держал в руке еще наполовину полную бутылку виски, которую я ему принес.

— Знаю, знаю, у вас еще целый ящик, — сказал он, предупреждая мои протесты. — Но сегодня мы должны прикончить эту бутылку вместе. Очень уж хорошо мы ее начали.

Все черты его широкого лица дышали бесконечным добродушием и дружелюбием.

— Давно, так давно в нашем доме не было счастливых вечеров, — продолжал он. — Ваше присутствие успокоило Сибиллу. А малышка вас обожает.

Я поспешно сходил за стаканами: наедине с Буллитом мне всегда хотелось выпить.

Мы пили молча. Я чувствовал, что мой гость, так же как и я, блаженно расслабился. Мне показалось, что далекое рычание снова потревожило одиночество ночи. Однако Буллит не шевельнулся. Очевидно, я ослышался. А может быть, его безразличие объяснялось привычкой? Я спросил:

— Почему Кинг ушел от вас?

— Из-за Сибиллы, — ответил Буллит. — Она родилась не здесь и не была воспитана в Восточной Африке. Ей было невыносимо видеть все время его гриву, его клыки. И этого рыжего великана, который одним прыжком пересекал комнаты, чтобы опустить мне лапы на плечи или чтобы облизать ей руки. А когда Патриция каталась вместе со львом по траве, Сибилла каждый раз чуть не падала в обморок. Она возненавидела Кинга. И он, естественно, это понял. Он больше не ласкался к Сибилле и не давал ей себя гладить. И тогда она так перепугалась, что поклялась вернуться в Найроби, если я не избавлюсь от Кинга… Мне было безразлично, останется он у нас или уйдет. Но была еще Пат…