Жозеф Кессель - Лев

Рейнджеры выбегали из хижин с карабинами в руках и полными патронташами на поясе и исчезали в зарослях.

Я уже хотел вернуться к себе, но Буллит меня удержал.

— Подождите немного… Мне еще надо зайти к электрикам.

Он исчез в гараже, где шумели моторы.

И тогда мгновенно и бесшумно, явно следуя давно выработанной тактике игры, чернокожие ребятишки сосредоточились по обеим сторонам от двери. Когда Буллит вышел, они кинулись на него.

Буллит сделал вид, что испуган, поражен и не знает, как защищаться. Мальчишки и девчонки гроздьями висели на его сапогах, на шортах и визжали от удовольствия. Все население деревушки собралось вокруг. Весело смеялись крупные белые зубы.

И вдруг круглая стриженая головка прорвала ряды зрителей, и позади Буллита появился растрепанный чертенок. Диким воплем он заставил чернокожую ребятню на миг расступиться, вскочил на бедро Буллита, уцепился за его волосы и одним движением взлетел на его плечо.

Все произошло настолько быстро, — к тому же маленькая девочка была в новом комбинезоне голубого цвета, — что я не сразу узнал силуэт, шею и прическу Патриции. Буллит стоял ко мне спиной, поэтому я не видел выражения ее лица, но о нем нетрудно было догадаться по жестам. Левой рукой она крепко обхватила подбородок Буллита, а правой сбила на землю его широкополую охотничью шляпу. Затем обеими руками впилась в рыжую шевелюру и начала ее дергать и мять.

Патриции не нужны были слова: все в ней говорило о жажде ласки и торжестве обладания.

«Посмотрите на этого гиганта, хозяина королевского заповедника! — кричал каждый ее жест. — Посмотрите на него! Он мой! Только мой. И я делаю с ним, что хочу».

И Буллит, по чьим ребрам стучали детские пятки, а голова которого раскачивалась во всех направлениях, напрягал спину, вытягивал шею и хохотал от счастья.

Патриция бросала по сторонам опьяненные, сверкающие взгляды. Должно быть, заметила меня. Лицо ее сразу вытянулось. Она соскользнула с Буллита, как по стволу дерева, бросилась на чернокожих ребятишек и увлекла их за собой. Они покатились все вместе — кучей, в которой ничего нельзя было различить.

Буллит подобрал свою охотничью шляпу, но прежде чем надеть ее, медленно и нежно пригладил массивной рукой рыжую гриву, растерзанную Патрицией. Смутная улыбка, полная гордости и обожания, скользнула по его лицу.

— Пойдемте, — сказал он наконец. — Я вас провожу.

Я с сожалением отвернулся от вихря красной пыли и черных тел, где то появлялся, то исчезал голубой комбинезон.

Оказалось, что моя хижина находится совсем рядом. Деревушка и лагерь посетителей были так хорошо замаскированы и отгорожены друг от друга зарослями колючих кустарников, что образовали как бы два отдельных, замкнутых поселения, незримых и недоступных одно для другого.

У своей веранды я спросил Буллита:

— Виски?

И не ожидая его ответа, так же, как и он в своем доме, достал и откупорил бутылку.

Был полдень. Проникая сквозь вертикальное отверстие в ковре веранды, свет лежал на полу, как лист раскаленного железа. У деревьев не осталось больше теней.

Мы выпили без разговора, в дружелюбном многозначительном молчании. Посреди опаленного зноем мира, готового, казалось, расплавиться, сидели двое мужчин под одной кровлей, скованные одинаковой истомой, предаваясь одинаковой счастливой лени и ощущая во рту и крови одинаковое тепло алкоголя. Двое мужчин, в полном согласии между собой, чувствующих, как вызревает их дружба.

— Жалко, что вы уезжаете так быстро… жалко, — голос Буллита был еле внятен. — Вы и в самом деле не можете задержаться?

Я ответил, едва шевеля губами:

— Невозможно… билет на самолет заказан.

Буллит вздохнул.

— Жалко… В кои-то веки приехал приличный посетитель…

Он допил остатки виски и заглянул в стакан. Я налил ему снова.

— Туристы… Вы не знаете эту породу, — сказал Буллит.

И неторопливо отхлебывая по глотку, заговорил об одной даме, которая не могла обойтись без своих драгоценностей даже здесь, у подножья Килиманджаро, и как однажды утром на ее глазах их утащила прямо со столика обезьяна. Он рассказал о людях, которые страдали, потому что в хижинах не было холодильников. И о других, которые в поисках острых ощущений ночевали снаружи. И еще о тех, кто думал найти в заповеднике помосты на деревьях, откуда по ночам можно наблюдать за животными при свете прожекторов, попивая шампанское, как в знаменитом отеле «Тритопс» в Нийери. И о влюбленных, награждавших друг друга именами диких животных…