Анна Малышева - Трюфельный пес королевы Джованны

Надежда на то, чтобы выпить чашку кофе, рухнула. Спускаться к Стасу и просить милости у Марьи Семеновны не хотелось. Собственно, хотелось Александре только одного: остаться здесь в одиночестве, в состоянии, которое стало для нее привычным за много лет чердачного существования. Читать, работать, думать. Встречаться с людьми лишь время от времени и по рабочей необходимости. Вести ту жизнь, которая казалась ненормальной ее матери и которая была единственно возможной для нее самой.

Она вновь взяла телефон, взглянула на строчку, где значился вызов Птенцова. Ее мучил смутный страх, смешанный со жгучим любопытством и еще более едким, разрушительным чувством – жаждой исследователя, коллекционера, желающего во что бы то ни стало, пусть с риском для жизни, убедиться в реальности предмета, о котором он знал до этого лишь понаслышке.

Проще и безопаснее всего было бы игнорировать этот вызов: Александра отчего-то была уверена, что Птенцов не перезвонит. «Он ведет некую игру, которой я не понимаю. Если он зовет меня на аукцион, то лишь потому, что ему так нужно. Если не знаешь правил игры, в нее лучше вовсе не ввязываться!» Но она знала, что поддастся искушению и поедет куда угодно, только чтобы увидеть трюфельного пса.

– Доброе утро, – сказала Александра, набрав номер антиквара и почти сразу услышав ответ. – Вы мне звонили, я не сразу услышала.

– Да, собирайтесь! – Голос мужчины звучал взволнованно. – Это в центре, недалеко от меня. Я специально звоню заранее, чтобы успеть забрать вас с подругой. Аукцион назначен на десять. Думаю, много времени это не займет, стоит поторопиться, чтобы увидеть это чудо!

– Я буду одна, – сообщила художница. – Маргарита больна.

– Жаль, – равнодушно ответил Птенцов. – Так куда подъехать за вами?

– Я сейчас тоже в центре, в своей мастерской. Может быть, я своим ходом доберусь быстрее. Где все это будет происходить?

Но Птенцов отказался назвать адрес. Он хотел во что бы то ни стало привезти Александру на аукцион лично. Художница только улыбалась. Ей была хорошо понятна подоплека этой любезности. Коллекционер желал полностью ее контролировать и не мог допустить, чтобы она попала на аукцион раньше, чем он сам. Сдавшись без борьбы, Александра назвала переулок и номер дома.

– Позвоните, когда подъедете, я выйду, – сказала она.

В трубке стало тихо. Ей показалось, что соединение прервалось, но, взглянув на дисплей, она убедилась, что разговор продолжается – секунды отсчитывались, одна за другой.

– Как вы узнали? – спросил, внезапно охрипнув, Птенцов. – Кто вам сказал?

– Что именно? – изумилась она.

– Адрес!

– Это адрес моей мастерской, – недоумевая, уточнила художница.

Вторая пауза была продолжительнее первой. На этот раз женщина явственно слышала в трубке тяжелое дыхание собеседника.

– По этому адресу будет проводиться аукцион, – наконец сказал Птенцов. – Вы имеете отношение к его устройству? Почему вы не сказали мне об этом сразу? К чему вся эта комедия?

Настала очередь Александры помедлить, чтобы собраться с мыслями. Однако ей так и не удалось придать хоть какую-то видимость порядка тому хаосу, который бушевал у нее в голове. Она была уверена, что правильно расслышала Птенцова, и тем не менее смысл сказанного оставался для нее темен. «Аукцион? Здесь?!» Она растерянно оглядывалась, словно в мансарде, полутемной, запущенной, холодной, неким чудесным образом могли вдруг зажечься огни, собраться незнакомые люди, чтобы полюбоваться редкостным экспонатом… Мог явиться сам трюфельный пес.

– Я ничего об этом не знаю, – вымолвила она наконец, едва шевельнув непослушными губами. – Здесь ничего подобного никогда не проводилось.

– Но мне дали этот адрес! – в голосе Птенцова звучала нараставшая паника. – Это адрес вашей мастерской?!

– Именно. Но здесь живу не только я, в доме есть и другие жильцы…

Она замолчала, мысленно отсчитывая этажи, сверху вниз, от своей мансарды до полузатопленного подвала. Четвертый этаж давно необитаем. На третьем из двух квартир уцелела одна, та, которую занимал скульптор со своей дряхлой музой. Но участие Стаса в подобном аукционе было бы совершенно фантастично. На втором этаже до последнего времени работал художник Рустам, но он съехал. Ключ от его мастерской, переданный Маргарите, исчез. Первый этаж вымер давным-давно, его затапливало из подвала, который стоял залитым почти всегда. Там обитали лишь крысы, от дверей не осталось даже ключей, и Марья Семеновна самолично заколотила их огромными гвоздями устрашающего вида. Нигде, решительно нигде не мог бы состояться аукцион, о котором говорил Птенцов. И все же ему был назван этот адрес.