Жан-Пьер Гаттеньо - Месье, сделайте мне больно

– Вы приняли Ольгу на лечение?

– Я думал, что после двух или трех сеансов все закончится, но ошибся. Я постоянно давал маху, проявлял странное упорство, заблуждаясь на ее счет. Она навещала меня с усердием, которое меня удивляло. Это была малообразованная, но умная женщина. Вы должны были это заметить. Я не знаю, рассказывала ли она вам об этом: ее родители очень бедно жили в Одессе. Достав, уж не знаю как, паспорта, они приехали жить во Францию, убежденные, что капиталистический рай распахнет перед ними двери. Но сильно заблуждались. За исключением свободы, которой у них не было средств пользоваться, их существование напоминало то, которое они вели прежде. Жили чем и как придется, Ольга работала, чтобы их прокормить. У нее были и манеры, и самоуверенность, к тому же она быстро училась, так что в конце концов нанялась продавщицей в один из бутиков на Вандомской площади. Тогда она поспешила покинуть семью, которая жила за ее счет. Макс часто делал покупки в тех местах. Так они познакомились.

Он остановился, чтобы перевести дух. Мы словно поменялись ролями, и теперь он был пациентом. По мере того как он рассказывал, у меня возникало ощущение, как пропасть между нами увеличивается, становясь непреодолимой. Как только его исповедь закончится, мы больше не увидимся. Мне было жаль, глубокое чувство грусти овладело мной, несмотря на то, что он только что сделал.

– И зачем они поженились! – воскликнул он. – Почему они сделали это? Может, чтобы придать видимость приличия тому, чего не было. Но были и другие причины. Любовь не состоит из одних только ангельских желаний. Не мне вам это говорить, Мишель. Каждый из них признал в другом свою собственную страсть. Они соединились из-за худшего в них. Должно быть, это единственное, что привлекало их в браке. Они предавались этому безумию с таким наслаждением, о котором вы и понятия не имеете. Ольга была способна на все, чтобы довести Макса до крайности. Я очень быстро понял, что она приходила ко мне именно с этой целью. Она подробно рассказывала мне о жестокостях Макса, не упуская случая унизить его, объясняя мне, что жестокость была всего лишь обратной стороной его несостоятельности. «Жалкий тип, – говорила она голосом, полным презрения, – годный только на то, чтобы терроризировать своих прихвостней или укрываться от налогов. Я видела, как он плакал, валялся у моих ног, и мне нужно было его ударить, понимаете? Ударить, оскорбить, чтобы заставить его поднять на меня руку. И он еще утверждает, что у него есть любовницы! Интересно, что он может с ними делать?». Конечно, Макс догадывался о том, что она здесь говорила. Неоднократно мне приходило в голову, что он прислал ее ко мне нарочно, чтобы оправдаться передо мной и найти таким образом веские причины, чтобы истязать ее. Через некоторое время я не избежал и его визитов. Он хотел знать, что она мне говорила. Вероятно, получал от этого удовольствие. Конечно, я не мог отвечать, как он хотел. Он уходил в ярости, хлопал дверью и клялся, что сумеет выпытать все из этой дряни. Иногда он приходил ко мне в кабинет посреди сеанса, при мне принимался бранить и колотить ее. С огромным трудом я разнимал их. Так больше не могло продолжаться. В конце концов он согласился, чтобы я передал Ольгу кому-нибудь другому.

– И кем-нибудь другим оказался я! Вы избавились от нее, отослав ее на мою кушетку.

– Я понимаю вашу реакцию, Мишель, но виноват не только я. Вы тоже несете ответственность за то, что произошло.

– Я! Почему это?

– Вы пришли ко мне на анализ как раз в тот момент, когда я задавался вопросом, к кому ее определить. Я подумал о вас и сказал себе, что после нескольких сеансов вы от нее откажетесь. Это было бы самое логичное поведение. К моему большому удивлению, вы этого не сделали. Такого я не предвидел. Я постоянно заблуждался насчет Ольги, и, надо полагать, в вас я тоже ошибся. Несмотря на неприятности, которые она вам причиняла, вы продолжали ее принимать. Что я мог с этим поделать?

Мне нечего было ответить. Он не ошибался. Вопреки всему, что я знал о ней, я продолжать принимать эту женщину.

– Вы могли бы рассказать мне, что она была вашей пациенткой.

– Зачем? Она вам ничего об этом не сказала. Ольга Монтиньяк или кто-то другой, в нашем ремесле существует своя деонтология, действительная для всех.

– После того, что вы только что сделали, неуместно говорить о профессиональной этике. Почему вы действовали таким образом? Хотели знать, как проходили мои сеансы с Ольгой?