Дик Фрэнсис - Ноздря в ноздрю

— А теперь, — сказал он после того, как перед нами поставили закуски, — где будет расположен этот ресторан и какому стилю мы отдадим предпочтение?

Почему от этих вопросов у меня в голове зазвенели колокольчики тревоги? С «Торбой» Марк сделал все, как и обещал. Обеспечил финансирование, но предоставил мне полную свободу во всем остальном: местоположении, интерьере, меню, карте вин, сотрудниках и так далее. В тот раз я попросил его назвать первоначальный бюджет на обустройство и первый год работы. «Больше полумиллиона, меньше миллиона», — последовал ответ. «А гарантии?» — спросил я. «Право собственности на недвижимость и джентльменское соглашение, что ты проработаешь в ресторане десять лет, если мы оба не решим что-то изменить по взаимному согласию». В результате я потратил чуть ли не весь его миллион, но положенные ему пятьдесят процентов прибыли за пять лет сложились в большую половину этой суммы, и он оставался собственником здания. За десять лет, если бы выручка оставалась такой же, как до массового отравления, «Торба» обеспечила бы Марку не только возвращение вложенного капитала, но и приличный навар. Я, разумеется, радовался и гордился, что наше маленькое предприятие в Ньюмаркете оказалось таким успешным как в смысле финансов, так и престижа в масштабе города. Однако более всего я ценил собственную независимость. Да, для обустройства я использовал деньги Марка, и здание принадлежало ему, но это был мой ресторан, и все решения я принимал сам.

Уловил ли я в вопросе Марка желание играть более активную роль в нашем лондонском проекте? Или я поспешил с выводами? Он употребил «мы», подразумевая «ты»? Я решил, что сейчас лучше не уточнять.

— Я бы хотел, чтобы ресторан был таким же, как этот. Традиционный, но с элементами модерна.

— Одно с другим не совместить, — возразил Марк.

— Очень даже можно. Этот ресторан традиционен в части белых скатертей, хорошего обслуживания, отличной еды и вина и в определенной степени уединения, доступного посетителям. А вот интерьер — чистой воды модерн, и в блюдах чувствуется средиземноморское и азиатское влияние. В Ньюмаркете обеденный зал более всего, и это сделано сознательно, похож на столовую в частном доме, еда у меня очень хороша, но новаций в ней меньше, чем я использовал бы в Лондоне. И не потому, что мои клиенты менее утонченные, чем лондонцы. Это не так. Просто выбор ресторанов у них гораздо уже, и многие часто приходят в «Торбу», некоторые каждую неделю. Постоянство клиентуры предполагает и неизменность меню. Эти люди склонны заказывать то, к чему привыкли, не экспериментировать над собой.

— Разве не все такие? — спросил Марк. — Я заказываю треску. Конечно же, это предсказуемо.

— Подожди — и все увидишь сам, — со смехом ответил я. — Готов спорить, ты будешь долго смотреть на тарелку и спрашивать себя, твой ли это заказ. Это тебе не кусок рыбы с чипсами, который ты можешь получить завернутым в газету в местной забегаловке. Треску тебе подадут с тушеной белой фасолью и пюре из иерусалимских артишоков. [15] Иерусалимский артишок более известен в России как топинамбур, или земляная груша. Ты знаешь, как выглядит иерусалимский артишок? Какой он на вкус?

— Это у него сочные листья, которые сосут?

— Нет, это просто артишок. Иерусалимский артишок похож на подсолнечник, а едят у него клубни, которые напоминают картофелины.

— Из Иерусалима, как я понимаю.

— Нет. — Я вновь рассмеялся. — Не спрашивай, почему он называется иерусалимским артишоком. Я не знаю. Но он определенно не имеет никакого отношения к городу Иерусалиму.

— Как гимн, — кивнул Марк. — Ты знаешь, «На этот горный склон крутой» [16] Речь идет о стихотворении Уильяма Блейка (1757–1827) «Иерусалим», или «Гимн Иерусалима», начинающемся со слов «And did those feet in ancient time». На русский язык это стихотворение переводилось многократно. Выше первая строка приведена в переводе С. Маршака. В 1916 г. стихотворение положил на музыку Губерт Пэрри (1848–1918), и песня стала неофициальным гимном Англии. Считается самой патриотической песней этой страны. не имеет никакого отношения к Иерусалиму. Иерусалим здесь означает «небеса». Может, и у этих артишоков божественный вкус.

— Скорее редиса, — уточнил я. — И от них потом здорово пахнет.

— Понятно, — рассмеялся Марк. — В поезде мне потребуется отдельное купе.

Вот тут я и решил, что пора.

— Марк, у меня будет абсолютная свобода в новом ресторане, не так ли? Как в «Торбе»?