Гуннар Столесен - Ночью все волки серы

А когда я позвонил в больницу и спросил о состоянии Ялмара Нюмарка, мне сообщили, что его выписали.

— Выписали? — переспросил я, возможно чересчур громко. — Вы имеете в виду перевели в санаторий или центр реабилитации?

— Минутку, — произнес голос и замолк, не договорив.

Послышался другой голос, гораздо более начальственный, и я сразу же представил себе одну из этих больших, сильных медицинских сестер, которые готовы осыпать вас материнскими упреками только потому, что вы осмелились перевернуться во сне, не вызвав предварительно кого-нибудь из медицинского персонала и не спросив на это разрешения.

— Педерсен у телефона, что вам угодно?

— Сейчас я вам все объясню. Моя фамилия Веум, и я хотел бы навестить моего доброго друга Ялмара Нюмарка, который…

— Он выписан. Сегодня.

— Но ведь он… Неужели его действительно выписали?

— Он уехал домой, если это вас интересует.

— Но разве он может ходить? Последний раз, когда я видел…

— Он шел на костылях, но вполне мог передвигаться.

— Вполне мог передвигаться? Но ведь он живет на четвертом этаже, в старом доме без лифта. Как вы считаете, каким образом…

— Извините, Веем…

— Веум.

— Это, конечно, нехорошо, но сейчас в период отпусков у нас катастрофическое положение с кадрами. Если состояние больных позволяет, буквально из операционной мы отправляем их на такси домой.

Я услышал, как она роется в бумагах.

— Кроме того, я могу успокоить вас, мы связались с социальной конторой и договорились о помощи на дому для него — ежедневно, так что… Есть люди, которые находятся гораздо в более худшем положении, чем он. Вы, вероятно, родственник, так что…

— Я навещу его немедленно.

— Вас что-нибудь еще интересует, Веум?

— Нет, это…

— Тогда до свидания.

— До свидания.

Я поспешно положил трубку, как будто бы для того, чтобы она не смогла перезвонить мне и наброситься на меня с какими-нибудь увещеваниями. И отправился в путь.

Неказистый серый дом с печной трубой, где жил Ялмар Нюмарк, выглядел не очень-то гостеприимно. Я ступал по темной лестнице. Как тяжело это, вероятно, было для семидесятилетнего человека подняться сюда на костылях. Если случится пожар, то, клянусь богом, от него останется только папка в полицейском архиве, которую полагается хранить в течение тридцати лет.

На третьем этаже не горела лампочка. Когда я поднялся на четвертый, то заметил, что там кто-то стоит. Я остановился, занеся ногу на следующую ступеньку. Взгляд, с которым я встретился, был враждебным и озабоченным одновременно.

Наверху на лестничной площадке стояла женщина. На вид ей было лет сорок, одна из тех дородных, почти квадратных особ, которые идут по жизни, проталкиваясь всюду своими широкими бедрами, у нее была короткая челка и внушительная нижняя челюсть. Чем-то она напоминала дзюдоиста, но ее приветствие отнюдь не походило на японские церемониальные поклоны.

Голос у нее был зычный, выговор бергенский.

— Что вам надо?

— Мне нужно к Ялмару Нюмарку, — ответил я, продолжая подниматься.

— Вы что же, родственник? — прогромыхала она. — Хорошенькое дело, мы договорились, что дверь будет открытой, чтобы я могла войти. Пациент должен был лежать в постели, ведь он очень плохо передвигается.

Наконец я поднялся и встал с ней рядом. Теперь эта дама не производила такого внушительного впечатления, она была на десять-пятнадцать сантиметров ниже меня, тонкие губы плотно сжаты, взгляд колючий. От нее исходил слабый запах мятных пастилок. На ней было пальто до колен какого-то бурого цвета с широкими клапанами на карманах. Ноги она держала, как неумелый вратарь, когда лучший нападающий команды соперника собирается бить штрафной. Ее сумка кроваво-красного цвета с длинными ручками представлялась прекрасным орудием нападения. Я решил не выпускать сумку из поля зрения.

— Вы сиделка? — спросил я осторожно.

— Да, и очень спешу. Мне еще к двоим нужно успеть.

— А какие у вас обязательства по отношению к Ялмару Нюмарку?

— Этот Ялмар Нюмарк только что выписался из больницы, и там, в конторе, мне сказали… — Она задумчиво смерила меня взглядом, — что у него совершенно нет никаких родственников и поэтому я должна навещать его каждый день, за исключением выходных.

— Ну а кто же ухаживает за больными в выходные дни?

— А никто. Если у них нет никаких родственников или кого-нибудь еще.

Ее взгляд скользнул в сторону двери. Дверь была коричневой, а сквозь узкое стеклянное окошко был виден свет, горевший в прихожей Ялмара Нюмарка. Посреди двери был старинный звонок, из тех, что еще сохранились в этом районе Бергена. Поворачиваешь ручку, и в квартире раздается звонок: хриплый звук, похожий на скрежет.