Патриция Вентворт - Элингтонское наследство

— Живо обе в постель! — как всегда отрывисто и резко сказала миссис Форбс. — Спокойной ночи, Мэг. Спокойной ночи, Джойс. Дженни, сегодня вам лучше поужинать вместе с нами. Составьте мальчикам компанию.

Дженни растерялась. Она не может этого сделать… не может! Вот что пришло ей в голову, когда миссис Форбс, поцеловав обеих девочек и погасив свет, удалилась.

Минуту Дженни постояла в темноте. Потом она поцеловала Мэг и Джойс и вышла в освещенный коридор.

В мозгу пульсировала одна мысль: она не может этого сделать…

Миссис Форбс, не подождав Дженни, пересекла коридор, вошла в свою комнату и закрыла дверь.

Дженни поспешила к себе. В голове по-прежнему билась мысль: «Не могу! Не могу!» Но… должна. Ей необходимо уйти из этого дома, а если они что-нибудь заподозрят, то ни за что не выпустят, остановят. Однако уйти Дженни должна. Она не может оставаться здесь и видеть Мэка… Никак не может!

Придется пойти на ужин… В последний, самый последний раз. Но потом она уйдет и никогда больше их не увидит. А Мэг и Джойс? При мысли о девочках у Дженни защемило сердце. Они ее забудут. Дженни подумала о тех оставшихся в прошлом людях, которых она знала, когда сама была в возрасте этих девочек. Гарсти она, конечно, никогда не забудет, и Гарсти никогда не станет для нее далекой тенью. Гарсти будет всегда с ней рядом! Потом Дженни вспомнила о старой миссис Пеннистоун, которая умерла, когда Дженни было столько же лет, сколько сейчас Мэг. Она помнила эту очень добрую и очень толстую леди. Миссис Пеннистоун всегда угощала ее мятными леденцами, а за год до своей смерти подарила чудесную куклу, на Рождество. Но зачем сейчас вспоминать миссис Пеннистоун или других деревенских знакомых, кто давно уже умер или уехал? Они не были ее родней. Ее родственниками были Форбсы. Это очевидная истина, от которой никуда не деться. Семья есть семья. Мэк и Ален были ее кузенами, а девочки — кузинами. Других родственников Дженни не знала. Если она уйдет, у нее совсем никого не останется. Однако лучше вообще не иметь родных, чем таких, кому не можешь доверять.

Вот бы сейчас уйти… Немедленно. Но чтобы побег удался, она должна прежде спуститься вниз и хорошо сыграть свою роль. Неведомый тайный голос продолжал твердить: «Я не могу… не могу… не могу!» Но другой внутренний голос сказал: «Ты должна!» И она повиновалась этому голосу.

Когда Дженни вошла в гостиную, там уже сидел Мэк.

Он читал газету, но, увидев Дженни, поднял голову и улыбнулся своей чарующей улыбкой.

— Дженни, любовь моя! Вы ли это? — удивленно спросил он.

Дженни почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Она быстро прошла через комнату и стала у камина. На ней было черное кружевное платье, которое она сшила в прошлом году к Рождеству. Оно ее чуть-чуть старило, но если у тебя одно-единственное вечернее платье, то лучше, чтобы оно было черное, и если оно к тому же кружевное, с ним всегда можно что-нибудь сделать, и оно будет служить долго. Приходится думать о таких вещах, если ты бедна и молода.

Тем не менее это черное платье придавало Дженни особое очарование, хотя она сама об этом и не догадывалась.

Она в нем действительно выглядела немного старше своих лет, но оно необыкновенно ей шло. Пряча лицо от Мэка, Дженни наклонилась ближе к огню. Смотреть на него она не могла. Это было выше ее сил.

— Я, а кто же еще? — ответила она как можно беспечнее, но, к своему ужасу, почувствовала, что краснеет. Ее щеки запылали, а потом медленно-медленно снова стали бледнеть.

Мэк отложил в сторону газету и подошел к ней.

— Признавайтесь, Дженни! — произнес он смеющимся, поддразнивающим тоном. — Почему вы вдруг покраснели? С румянцем вы еще краше. Я, конечно, не смею настаивать, но очень хотелось бы знать причину.

Дженни заставила себя сдержать волнение.

— У вас слишком богатое воображение! — сказала она, беспечно засмеявшись.

— В самом деле?

Он тоже засмеялся и встал напротив. Если бы он протянул руку, то мог бы до нее дотронуться.

Радость от того, что Мэк сейчас совсем рядом, нахлынула на Дженни, такая острая радость… Она ведь уже почти полюбила его… Но эта радость почти сразу исчезла… ушла навсегда. Как ей вытерпеть то, что он стоял почти рядом?

Она должна! Должна вытерпеть! Только один вечер. До того момента, когда она сможет уйти. Сейчас она просто обязана играть свою роль. А потом… О, потом она вырвется на волю, убежит от них от всех.

— Вы сегодня очень хороши, — произнес Мэк, глядя на нее с улыбкой, которую можно было бы принять за улыбку влюбленного.