Ветер снова переменился. Теперь он дул с северо-запада и принес с собой мелкий дождь и холод. Вчера я стоял у маяка, и в лицо мне дул теплый ветерок; сегодня я мог наклониться над обрывом, не боясь упасть, — ветер бы удержал меня. Это делало нашу работу на утесе еще более опасной. Вначале я не мог понять, как мы спустимся на те уступы, которые я видел вчера: до первого из них было девяносто футов отвесной скальной стены. Но Гигс показал нам вертикальную трещину в скале чуть левее обрыва. Ее внутренняя поверхность была неровной, так что по ней можно было спуститься, как по трубе, упираясь спиной и ногами в противоположные стены. В ширину трещина была не больше трех футов и книзу сужалась, так что приходилось буквально протискиваться на первый уступ. Как только мы оказались там, тысячи олуш поднялись в воздух, тревожно крича, и стали бить нас крыльями по лицу. Гнезда занимали почти всю поверхность скального уступа. Птичий помет заполнял все щели в камне, делая его ровным и скользким, как мрамор. К счастью, мы оказались с подветренной стороны, и дождь в основном попадал на верхнюю часть склона. Море билось о скалы в двухстах футах ниже нас. Гигс жестом показал, что надо действовать быстро, и мы двинулись по узкому уступу, забивая птенцов так быстро, как только могли. Позади нас росла куча тушек, по белому помету лилась алая кровь. Вторая группа работала на другом уступе справа от нас. Где была третья группа, я не знал.
Все случилось совершенно неожиданно. Забой птиц притупляет чувства, но даже сейчас я не понимаю, как мог поступить так глупо. Мы вернулись к вертикальной трещине и сложили тушки птиц внизу. Плуто взобрался наверх и опустил веревку; мы стали привязывать к ней по четыре тушки, а он втаскивал их на утес. Гигс исследовал возможный маршрут спуска на следующий уступ, и тут я резко повернулся, испугав птенца в гнезде. Он закричал, забил крыльями и бросился мне в лицо. Я почувствовал, как его клюв распорол мне щеку, поднял руки, чтобы отогнать наглеца, и сделал шаг назад, в бездну. Сейчас мне кажется, что в тот момент я мог восстановить равновесие. Я много раз вспоминал тот день и в конце концов решил, что Скала сама отпустила меня, отдав на милость судьбы. Под ногами я почувствовал пустоту и отчаянно замахал руками, пытаясь за что-то ухватиться. Конечно, вокруг был только воздух. Я вспомнил, как Гигс говорил мне, что на Скале не было еще ни одного несчастного случая. Теперь я испорчу безупречную репутацию этого места. Птицы смеялись надо мной: их радовало то, что я упал. Поделом мне! Ведь я убивал их птенцов. В отличие от птиц, я не умел летать. Я падал молча; я слишком удивился, чтобы почувствовать страх или как-то выразить его. Все было как во сне. Я не мог поверить, что это происходит со мной.
Первый удар пришелся по левым руке и плечу и оказался таким тяжелым, как будто на меня обрушился молот. Боль была острой, и я наконец закричал. Но именно этот удар спас мне жизнь. Было еще несколько скользящих ударов, а потом все во мне замерло. Мне показалось, что у меня раскололся череп, но я мгновенно лишился сознания и не почувствовал боли.
Первое, что я помню — крики. Но я не понимал, кто и что кричит, потому что возвращение в сознание принесло нестерпимую боль. Говорят, что нельзя ощущать боль в двух местах одновременно. Но мое плечо, казалось, кто-то раздирает на части, рвет кожу, мышцы, сухожилия — до самой кости. И в то же время мою голову кто-то словно зажал в тиски и теперь затягивал их. Наверняка у меня болело еще что-то, но это я понял гораздо позже. Тогда же все мои чувства сосредоточились на двух центрах боли. Я не мог пошевелиться и даже смутно подумал, что сломал позвоночник. Я заставил себя открыть глаза и понял, что смотрю прямо на море. Оно было футах в ста пятидесяти подо мной, и волны преданно лизали подножия скал. Море ждало меня, звало в свои объятия, а коварный скальный уступ не давал ему затянуть меня в темные глубины.
С огромным усилием я откатился от обрыва и лег на спину. Я согнул ногу в колене и даже испытал некоторое облегчение, когда понял, что позвоночник цел. Уступ, на котором я лежал, был всего два фута в ширину. Он каким-то чудом задержал мое падение, как будто прижал меня к груди утеса. На руках я увидел кровь и испугался, но сразу вспомнил, что это кровь гуг, которых я забивал перед тем, как упасть. Растрепанный конец зеленого каната качался прямо у меня над головой. Футах в пятидесяти над ним я видел головы охотников — они наклонялись в бездну, пытаясь высмотреть меня. Даже находясь в полусознательном состоянии, я понимал, что спуститься они не могут. Склон был отвесный, гладкий и скользкий от помета. Чтобы добраться до меня, кому-то пришлось бы спуститься по веревке.
Читать дальше