Питер Мэй - Скала

Прошел год, прежде чем я осмелился тайком от родителей пойти в субботу в гости к Маршели.

Лгать мне приходилось нечасто, но если приходилось, я старался, чтобы ложь звучала убедительно. Я слышал, как другие ребята вешали лапшу на уши родителям и учителям; даже мне было понятно, что это вранье. И естественно, взрослые тоже все понимали — это было видно по их лицам. Поэтому важно было придумать нечто правдоподобное. А уж потом, если все получалось, можно было периодически пользоваться тем же трюком, когда того требовали обстоятельства. Поэтому мои родители ничуть не усомнились в моих словах, когда я сказал, что собираюсь идти играть к Артэру тем субботним утром. В конце концов, какой смысл шестилетнему ребенку врать?

Конечно, про Артэра я сказал по-английски, потому что на гэльском мы дома больше не говорили. Отец, без особой, правда, охоты, купил телевизор, и я часами просиживал перед ним как приклеенный. В том возрасте я впитывал информацию как губка, и выучить язык оказалось гораздо проще, чем я думал. Просто теперь для всего было два названия, тогда как раньше существовало только одно.

Отец был немного разочарован, что я отправляюсь к Артэру. Все лето он провел, ремонтируя старую деревянную лодку, которую вынесло на берег. Краска выцвела от соленой воды, и название было не разобрать. Тем не менее отец поместил в «Сторновэй газетт» объявление с ее описанием и предложением вернуть ее законному владельцу — тому надо было лишь обратиться за ней. Отец был исключительно честен. Но, думаю, он был рад, что никто за лодкой так и не пришел, и теперь он мог реконструировать ее с чистой совестью.

Тем летом я проводил много времени с отцом, помогая ему шлифовать деревянный корпус, счищая остатки краски, держа для устойчивости рабочий стол, когда он выпиливал новые поперечные доски для днища из выброшенной на берег древесины. На аукционе в Сторновэе отец по бросовой цене купил уключины, а весла сделал сам. Он хотел поставить на лодку мачту, а парус сделать из брезента, что мы нашли во время одной из наших вылазок на пляж. В гараже обнаружился старый подвесной двигатель, который отец хотел попробовать починить. Тогда мы могли бы плавать как угодно: ходить под парусом, использовать весла или мотор. Но до этого надо было еще дожить: сейчас отец хотел просто спустить лодку на воду и сделать пробный круг по заливу — от Порт-оф-Несса до гавани Кробоста.

Внутри и снаружи лодка была покрашена для защиты от соли: конечно, в фиолетовый, как и все, что окружало нас. На бортах отец белой краской вывел ее имя — «Эйлэй»: так на гэльском звучало имя моей матери — Хелен.

Тот день был идеальным для спуска лодки на воду. До равноденствия, когда начинались штормы, еще оставалось время, и погода в ту сентябрьскую субботу стояла хорошая. Солнце было ярким и все еще припекало, и только легкая рябь от бриза нарушала неподвижность моря. Отец решил, что это самый подходящий день для реализации задуманного. Муки выбора разрывали меня на части, но все же я сказал ему, что пообещал Артэру прийти и не хочу расстраивать его отказом. Отец объяснил, что до следующей субботы ждать нельзя: погода может испортиться. Тогда «Эйлэй» придется стоять под брезентом в саду до следующей весны. Так что если я не хочу идти с ним сегодня, он все равно не будет откладывать спуск на воду. Думаю, он надеялся, что после этих слов я изменю свое решение, и мы отправимся в первое для «Эйлэй» путешествие вместе. Он не мог поверить, что я упущу такой шанс только потому, что иду играть с Артэром: ведь с ним я мог увидеться в любое время. Но, несмотря на запрет матери, я пообещал Маршели, что приду к ней на ферму в эту субботу. И, хотя это разбивало сердце и мне, и отцу, я не собирался нарушать обещание.

Я был в смятении: ложь тяжким грузом лежала на моей совести; но я попрощался и направился вниз по дороге к дому Артэра. Ему я сказал, что буду занят в эту субботу, так что он может меня не ждать. Отойдя от дома достаточно далеко, я свернул к торфяной тропе. Я бежал по ней до тех пор, пока не убедился, что меня точно не видно с дороги на Кробост. Мне потребовалось десять минут, чтобы, срезав путь через вересковую пустошь, выйти на дорогу Кросс-Скигерста и повернуть на запад, к Мелнес. Этот маршрут я знал очень хорошо, потому что весь минувший год вместе с Артэром провожал Маршели до дома после школы. Но я впервые осмелился пойти к ней в субботу. Об этой встрече мы договорились тайком, пока остальные играли на школьной площадке. Артэр ничего не знал — это было моим условием. Хотя бы раз я хотел поиграть с Маршели наедине. Но пока я спускался по склону к дороге на Мелнес, я ощущал вину за свой обман — тянущее чувство в животе, как бывает, когда переешь.