Андрей Константинов - Гоблины. Жребий брошен

— Вы удивительно прозорливы, — выдержав паузу, сказал Гронский, заметно напрягшись, и поставил перед Ольгой чашку. — Петр Сидоров — это… Короче, это был мой материал.

— Ваш?!

— Да. — кивнув, сухо подтвердил редактор. — Готов выслушать ваши претензии

Монолог Прилепиной, в котором она попыталась коротенько изложить суть претензий, в общей сложности занял минут пятнадцать. Всё это время Гронский несколько раз пытался было вступить в полемику, но своими доводами еще больше распалял яростную защитницу студенческих прав и свобод.

— …Да перестаньте вы, Константин Павлович! Факты!.. Если здесь и есть факты, то разве что факт публикации недостоверных сведений, порочащих репутацию вуза! Равно как факт публичной клеветы в адрес одного из студентов этого вуза. Я, конечно, догадываюсь, что ваш орган целиком заточен под желания вашей администрации…

— Кто у меня заточен? — недоуменно переспросил редактор.

— Орган. Печатный. А вы какой имели в виду? — огрызнулась Ольга. — Однако вам ли как главному редактору не знать, что ответчиками в суде будете выступать именно вы. А не муниципальная и районная администрации, под дудки которых вы устраиваете эти чёрнопиаровские танцульки! — здесь взгляд Прилепиной невольно упал на стол, на коем высилась кипа свежеотпечатанных газет. Она демонстративно брезгливо взяла в руки верхнюю и скривила губы в презрительной улыбке: — «Петр Сидоров»… Странно, что вы не додумались изложить этот материал в стилистике коллективного письма. «Мы, нижеподлизавшиеся» Вам самому-то не противно работать по принципу: «Цель оправдывает средства массовой информации»?… Еще и девушку несчастную приплели…

— Что значит приплёл? — решил все-таки попытаться перехватить инициативу Гронский. — Начнём с того, что это печальное событие действительно имело место быть. Молодая девушка, между прочим девственница, изнасилована, истерзана и убита. В течение недели ее ищут родные, близкие, друзья, милиция. В том числе, прочесывают лес. Но никто ничего не находит. Заметьте — это удаётся только вашему студенту. Который, оказывается, имеет привычку гулять в лесу по ночам. Вам самой это не кажется подозрительным?

— Нет, не кажется.

— Это потому что вы заведомо встали на сторону своих подопечных. Качество, безусловно, похвальное. Вот только, поверьте, жизнь порой подбрасывает нам такие сюжеты… Что же касается вашего вопроса… Скорее, здесь я с вами соглашусь. Мне действительно противно. Противно всем этим, — он горько кивнул в сторону газетной кипы, — заниматься… Вы абсолютно правы, Ольга Николавна: мы полностью зависим от местных властей. Шаг влево, шаг вправо считается побегом. Нет, нас не расстреляют — нас всего лишь выставят на улицу.

Ольга посмотрела на редактора с насмешливым сочувствием:

— Вы так дорожите этим местом?

— Лично я — нет. Но у меня в штате, помимо двух корреспондентов, еще есть корректор, фотограф, бильд-редактор, верстальщик и бухгалтер. Итого, семь человек. Местной администрации ничего не стоит одним распоряжением сменить всю нашу команду. Учитывая, что других печатных изданий здесь нет, это гарантированно означает безработицу. А у них у всех семьи. Это я могу в любой момент подорваться и вернуться в Питер. Устроиться хоть копирайтером. Они — не могут.

— Так вы что, не местный? Питерский?

— А что, непохоже?… Впрочем, пожалуй, да. К сожалению, ассимилироваться в окружающем убожестве особого труда не составляет… До недавнего времени я работал в нескольких крупных питерских газетах. Причём весьма серьезные люди признавали за мной, минимум, небесталанность. Однако в конечном итоге это не спасло.

— А что случилось? Не спасло от чего?

— Меня вышибли. — нехотя признался Гронский. — Под зад коленом. Невзирая на прежния заслуги.

— За что вышибли?

— А вот за то самое. За неправильное понимание линии партии. За собственное мнение. За ершистость. За неуживчивость. И это при том, что беспристрастных журналистов не существует в природе. Беспристрастность в СМИ — это или неспособность, или нечестность. К сожалению, это не яяпервый сказал. Но подписываюсь здесь под каждой буквой.

— И тогда вы решили перебраться в провинцию?

— Ага. Решил поменять столичную нечестность на областную неспособность.

С улицы раздался резкий протяжный сигнал клаксона. Гронский, вздрогнув от неожиданности, подошёл к окну и внимательно всмотрелся: на площади, строго напротив редакции, возле новенькой «Пежо» стояли двое молодых людей — парень и девушка.