Джон Кризи - Рождер Вест и скаковая лошадь

Сид прошел к своей тумбочке в главном дортуаре для младших конюхов и переоделся в жокейскую курточку и бриджи для верховой езды, потом аккуратно завязал галстук и надел на голову шапочку с большим козырьком из такого же, как и галстук, материала в белую с черным клетку.

Вот теперь он был одет для дневной работы.

Он прошел в центральную конюшню, чем-то напоминающую церковь, из которой вынесена вся мебель. В стены были вбиты большие крюки, на которых висели седла знаменитых лошадей. И здесь же были собраны все трофеи и награды, завоеванные лошадьми за сто с лишним лет существования этих конюшен. Еще и прежде Сид испытывал тут чувство досады, которое сейчас только возросло, потому что здесь не было ничего принадлежащего Сильверу, кроме попорченной уздечки, которую Сид сам принес сюда когда-то. Стоило ему ее увидеть, и слезы подступили к глазам. Он смотрел на эту уздечку, стиснув кулаки, ненавидя человека, застрелившего лошадь, чувствуя, что с каждым часом ему все больше не хватает лошади. Он почти въявь видел, как она переставляет ноги, чувствовал прикосновение ее влажных губ и зубов, когда Сильвер осторожно брал с его ладони кусочек сахару, ощущал шелковистость его боков, когда он галопом делал круги по корду, уверенный, как и все работники конюшни, что это чудо-конь, который прославит их по всей стране.

Он отвернулся и принялся чистить стремена, но это была скучная монотонная работа, оставлявшая слишком много времени для раздумий. Он должен был двигаться, ходить, бегать, ездить верхом. Последнего он желал больше всего: стиснуть ногами бока лошади и пустить ее галопом. Если бы только он мог это сделать!

Он положил на место ветошь и порошок. Снова вышел во двор.

Рослых детективов больше не было видно, а мистер Гейл разговаривал с высокой пожилой женщиной, леди Бартлетт, у которой здесь находилось три лошади. Она повернулась и взглянула на Сида, и он различил в ее глазах сочувствие.

— Ты чего-нибудь хочешь, Сид? — спросил Гейл.

— Марбл в загоне, сэр?

— Да. Хочешь на нем проехаться?

— Пора ему увеличить нагрузку.

— Хорошо, но не разрешай ему прыгать.

Марбл был хорошим жеребчиком, покладистым, послушным, но склонным прыгать при малейшем предлоге. Один из молодых конюхов пять месяцев назад попробовал перемахнуть на Марбле забор и повредил коню ногу. Сейчас травма уже была ликвидирована, но на общие тренировки с остальными Марбла будут брать еще недели через две-три.

Сид прошел по проходу во второй двор, находящийся по другую сторону от дома мистера Гейла. Через небольшую дверку он попал в загончик, который был обнесен изгородью из кольев. С десяток лошадей, большей частью старых или больных, находились здесь. Увидев Сида, Марбл тотчас же к нему подбежал. Небольшой темно-серый конек, не такой красивый, как серебристый Сильвер, но все же серый, а это была любимая масть Сида.

Большой, мускулистый Шустринг тоже находился в загоне. Сид внимательно смотрел на него, положив руку на шею маленькой лошади. Он уже слышал кое-что из циркулирующих между работниками конюшен разговоров и знал, что по крайней мере половина их была уверена, что Сильвера убили по ошибке, вместо Шустринга, похожего на него по масти. И Сид в эту минуту почувствовал острый приступ ненависти к этой лошади. Ему было невыносимо видеть, как он стоит тут, подняв голову, и смотрит на него просительно, как будто хвастает: «Испытай меня, я не хуже твоего Сильвера».

Сид повернулся, повел Марбла во двор, оседлал его, подтянул подпруги и вскочил в седло. Верхом он почувствовал облегчение.

Во дворе никого не было, и помимо цоканья копыт своего скакуна он слышал лишь бой башенных часов. Одиннадцать. Далеко не поскачешь. Значит, легкий галоп.

А Сиду хотелось настоящего галопа. Он не стал сдерживать коня, а у Марбла, очевидно, тоже было желание пробежаться порезвее. От иноходи к легкому галопу, потом — ровный галоп, при котором не было особо большой нагрузки. Умное животное, подумал Сид, тоже понимает, что ему не следует перетруждать ноги. Шел он очень хорошо. Марбл всегда отличался красивым бегом и не утратил этого своего качества. Но у него не было выносливости и настойчивости истинных фаворитов, так что он являлся лишь неким подобием Сильвера.

Сид подтянул поводья.

Они находились примерно в миле от загона на открытой вересковой пустоши. С правой стороны — по другую сторону от дороги, ведущей из Арнткотта до Фолей-Виллидж, была видна на расстоянии в милю от них основная цепочка лошадей. Конюшни находились на полпути между этими двумя пунктами, каждый из которых лежал милях в трех от данного места. Ворота в Фолей-Холл находились по прямой к Фолей-Виллидж, а совсем рядом с ними возвышался знаменитый Каприз, огромная сторожевая башня из красного кирпича, построенная для того, чтобы наблюдать с ее высоты за лошадьми, которых тренировали в открытом поле.