Станислав Родионов - Долгое дело

- Нет, Сергей Георгиевич, не слабее. Преступник кажется сильным, пока совершает преступление. Но в конце концов побеждает закон. Калязина все-таки задержана...

- Она не признается, - мрачно сообщил Рябинин.

- Ни в чем?

- Ни в чем. И в этом я виноват.

- Почему?

- Выложил ей все плохое о ее жизни. Надо бы выложить все хорошее.

- А есть в ее жизни хорошее-то?

- В каждой есть.

- Она, по-моему, и на женщину непохожа, - усмехнулся прокурор.

И промелькнуло, исчезая...

...Мужчина должен узнаваться по мужественности, женщина - по женственности...

Лицо Беспалова, крепкое лицо человека, имевшего дело с металлом, физическим напряжением и непогодами, хорошо отражало работу мысли - Рябинин всегда эту мысль видел, которая как бы просвечивала. В первый год работы он считал, что подобное явление мысли на лице происходит от нетренированности интеллекта. Но позже он понял: Юрий Артемьевич и верно не включал мозг на полную мощь по пустякам, решая текущие и бегущие вопросы вроде бы и не умом, оберегая его для умных дел.

- Ну и пусть не признается, - наконец сказал он.

- Как же так?..

- Следователям часто не признаются.

- Нет, редко.

- Сомневаюсь.

- Следователю признаются чаще, чем кому-либо. Не из-за страха. Тут срабатывает моральная готовность, общепринятый стереотип. У врача надо раздеваться, на комедии надо смеяться, следователю надо признаваться...

- Закон не требует обязательного признания.

- Не требует, но ведь если признается, то и раскается.

- Сергей Георгиевич...

Беспалов уперся в стол неподъемным взглядом, и этот взгляд, казалось, заслонил и его слова. Рябинин редко видел сердитого прокурора, поэтому смотрел на него с растерянным удивлением.

- Сергей Георгиевич, - повторил Беспалов, - нужно дело кончать.

- Все-таки я хочу, чтобы она призналась...

- Для чего?

- Ну хотя бы для того, чтобы назвать соучастника.

- Ищите другими путями.

- Тогда опять-таки для того, чтобы раскаялась.

- Сергей Георгиевич, я всегда вас поддерживал, но нельзя же вести бесконечное следствие.

- Как вы не понимаете...

- Чего я не понимаю?

Чего он не понимает?

И промелькнуло, исчезая...

...Настоящий следователь... Поймать-то легко... Расследовать-то легко... Это делают многие...

Промелькнул набор слов - несвязных, как из репродуктора с далекой улицы. Но эти несвязные слова были схвачены натекавшей обидой и расставлены верно и быстро.

- Юрий Артемьевич, настоящий следователь не тот, кто сумеет поймать или расследовать, а тот, кто убедит преступника раскаяться.

Беспалов поднял взгляд от стола и признался, сочувствуя самому себе:

- А все-таки с вами трудно.

- Я не прав?

- Правы, но с вами трудно.

Рябинин не обиделся: он сделал все, чтобы отжать обиду, которую, казалось, ему плеснули в грудь. И кто? Да ведь Беспалов и раньше говорил про трудный характер. Господи, пошли на оставшуюся жизнь покладистый характер. У Лиды научился: боже, господи...

- Юрий Артемьевич, я ведь пришел с другим. Хочу взять самоотвод по калязинскому делу. Оно, в сущности, кончено...

- Обиделись?

- Честное слово, с этим и пришел.

- Какие мотивы?

- Во-первых, я потерпевший. Соучастник, думаю, расскажет, как был у меня в квартире. Во-вторых, я на нее зол...

- Эка невидаль. Циничные преступления часто злят.

- У меня злость особая - личная, что ли...

- Ну и что?

- Могу оказаться пристрастным... и несправедливым.

Юрий Артемьевич смотрел на следователя, заработав своей проступающей мыслью. Но Рябинину казалось, что прокурор думает не о его доводах, а о чем-то другом.

- Трудно со мной? - вырвалось у Рябинина.

- Все-таки обиделись. А ведь трудно не значит, что плохо.

- Но и не значит, что хорошо.

- Закончить дело попрошу Демидову, но с одним условием.

- С каким?

- Вы найдете соучастника.

И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Безлистные деревья не знают, что делать дальше, - ведь отцвели, отплодоносили. Земля ровно и плотно застлана желтыми листьями. Зеленая трава в газонах, которая зеленой и уйдет под снег, окостенело ждет его, снега. Вода в канавке стоит холодная, видно, что холодная. Последнее солнце, самое последнее, безвольно пробует согреть мне спину. Красная бабочка, поверив солнцу и тишине, вылетела с какого-нибудь чердака и ошалело метнулась под березу. И запах, запах уставшей земли, винных листьев и уже забытых цветов, бог весть где и как сохранившихся...

Заплачешь и никогда не догадаешься отчего.

Измученный последними днями, Рябинин лег спать пораньше, часов в одиннадцать.