Анна Малышева: Алтарь Тристана

– Не до вас сейчас! Шли куда-то, так идите!

…Каштан, еще безлистный, жадно простирал оголенные ветви в солнечный свет, плескавшийся в тесном жерле Малой Лубянки. Сидя в церковном дворе, на скамье в густой тени старой голубой ели, Александра острее ощущала легкое, невесомое тепло весеннего дня, то тепло, которое балансирует между минувшим холодом и грядущей жарой. Быстротечная пора, радость которой смешана с тревогой, с ожиданиями, которые, чаще всего, не сбываются…

«Тот, для кого делается алтарь, давно уже покойник…» «Вы знали, что у Ивана был старший брат, который умер совсем крошечным?» «Конечно… Вам Ирина сказала?» Глядя на веселый, ярко освещенный фасад церкви Святого Людовика, самые колонны которого, кажется, смеялись, Александра вспоминала фразу за фразой, оброненные то тут, то там, и все яснее становилось для нее несоответствие, которое не привлекло ее особенного внимания поначалу.

«А ведь Ирина знает то, чего не знает Иван. То, что знала только Нина. И знала она это до визита сюда, до получения справки из приходской книги. Справка ей была нужна для того, чтобы окончательно убедиться в своей правоте, вероятно, или убедить Ивана. Но что это значит? Нина с ней была откровенна? Ирина в курсе семейных дел полностью? Настолько, что, увидев готовую нишу, немедленно заметила, что это не “Бегство в Египет”, а “Возвращение из Египта”. Я не заметила, а она… Нет, она не случайный человек, не посторонний, здесь нечто большее, чем попытка мошенничества! Об этом говорит и реакция Нины в последний раз. Она не выгоняла Ирину! Она зла на нее, ее бесит само упоминание об Ирине, она пристрастна к ней, презирает ее за привязанность к Ивану… Но она не безразлична к ней! К Ивану – да, полностью, мне кажется, Нина не шевельнула бы и бровью, если бы узнала о его действительной смерти. Но Ирина ее бесит… А это не равнодушие, о, нет…»

Завидев входящего в калитку священника, уже знакомого ей, Александра торопливо поднялась и направилась к нему. Тот остановился.

– Вот, я опять к вам! – слегка задыхаясь от волнения, произнесла женщина.

– Очень рад вас видеть!

Священник произнес это с такой веселой улыбкой, что Александра не усомнилась – он и впрямь рад ее появлению. Это придало ей смелости, и она окрепшим голосом добавила:

– Мне очень нужно навести у вас еще одну справку…

Отставив чашку с остывшим нетронутым кофе, Александра взглянула на часы, висевшие над барной стойкой. Стас, сидевший напротив, поймал ее взгляд:

– Спешишь. Регистрация еще не началась. Говорил, что приедем рано.

– Ну, что поделаешь, дома не сиделось! Откинувшись на спинку стула, Александра провожала взглядом людей, снующих за стеклом кафе. Настроение у нее было приподнятым. Атмосфера аэропортов, вокзалов действовала на женщину, как бокал шампанского. Ее ждал Париж, город, свидание с которым всегда заставляло сердце учащенно биться. Московские дела были завершены, насколько это было возможно. Картины, взятые на реставрацию, вернулись к владельцам в пригожем, освеженном виде. Коллекция Натальи разобрана. Много времени это не заняло, та содержала и сами картины, и каталог в образцовом порядке, Александра лишь следовала ее указаниям. Большинство картин должно было появиться на ближайших аукционах Москвы и Петербурга. Уже сейчас на них поступали заявки, и половина лотов, по предположениям Александры, была все равно что продана. Остальное соответствующим образом оформлено, упаковано и сопровождало художницу в полете.

– Точнее, я их сопровождаю, – доверительно сообщила она Стасу. – Две Жанны Маммен, один Август Маке, и …

– Дивная компания! – заметил скульптор.

Он залпом выпил вторую стопку водки и брезгливо покосился на стоявший рядом томатный сок, взятый в качестве закуски. Стас еще не был пьян, но взгляд его уже изменился. Александра, обычно не терпевшая, чтобы в ее присутствии злоупотребляли алкоголем, на этот раз даже не собиралась его останавливать. Скульптор, во что бы то ни стало пожелавший проводить ее в аэропорт, представлялся ей чем-то вроде символа оставляемой в Москве опостылевшей действительности. «Пусть напьется и закатит скандал, если ему угодно… – думала она, наблюдая за тем, как Стас масленым взглядом провожает садившихся за угловой столик девушек. – Я буду уже далеко… И высоко. Ах, как хорошо бывает оторваться от земли!»

Она вновь взглянула на часы:

– Если бы ты знал, как мне не терпится улететь… Можешь ехать, кстати! Я справлюсь сама.