Александр Горохов - Наказание

Он поднял голову, и Клара Яковлевна обнаружила, что педагог сидит уже потный, словно выскочил из бани: крупные капли стекали у него со лба, а стекла очков были мутными.

— Я слышал об этом, Клара Яковлевна, — он еще пытался выдавить неуместную сейчас улыбку, но бескровные губы его дрожали. — Нам с вами, если я правильно понимаю ситуацию, следует быть готовыми ко всему.

— Я тоже это понимаю, — ответила она с болезненной гримасой. — Но это плохо укладывается в сознании… По правде говоря, три дня назад я посчитала, что все закончено.

— В каком смысле? — быстро спросил Ян Петрович.

Клара Яковлевна еле слышно ответила:

— Хромов плюнул мне в лицо. Когда я пришла, надеясь с ним объясниться. Но теперь он позвонил, представился и сказал, сказал…

— Я знаю, что он сказал, — с тяжелым вздохом прервал ее Ян Петрович.

— Но это же дикость, просто не укладывается в сознании! — она заводилась от собственных слов и в конце концов даже осмелела. — Я считаю, что нам надо сообщить, куда следует.

— Сообщать нам пока просто не о чем, — безнадежно возразил Ян Петрович. — Подозреваю, что и потом нам не на что будет жаловаться. С нами расправятся, но никакие виновные не будут обнаружены.

— Это как же понимать? — холодея и теряя самообладание, прошептала Клара Яковлевна.

— Да так, дорогая. Вы забываете, что они прошли страшную школу лагерей, университеты общения с уголовным миром. Они обладают на данный момент грозным опытом и знаниями. Поверьте мне, дорогая, как бы они с нами ни расправились, эти двое останутся вне подозрений. У них будет и алиби, и прочая документальная страховка.

— Но надо что-то делать! — нервно сказала Клара Яковлевна.

— Мы бессильны. И беспомощны, — он грустно посмотрел ей в глаза. — А с моральной и этической позиций даже не имеем права на сопротивление. Вы же помните, что библейский Иуда в такой ситуации повесился.

— Да что вы такое говорите, Ян Петрович! — она попыталась возмутиться, вспыхнуть, разыграть оскорбленное достоинство, но номер не удался.

Ян Петрович посмотрел на нее укоризненно, снял очки, вытер пот со лба и сказал со спокойной уверенностью:

— Лично я, Клара Яковлевна, не могу бороться. Даже за собственную жизнь, если так встанет вопрос. Для борьбы нужны нравственные силы, а у меня их нет.

— Но… Но есть понятие «прощения». В конце концов, тогда было другое время, другая ситуация. И мы с вами… — она осеклась, заметив насмешливый взгляд Яна Петровича.

— Клара Яковлевна, вы знаете сами и учили своих студентов, что есть вещи и поступки, которые нельзя ничем оправдать — ни временем, ни условиями, ни причинами.

Она резко наклонилась к нему через стол и, воспрянув духом, горячо, решительно зашептала.

— Послушайте, я, кажется, знаю, что нам надо сделать! Мы можем предложить им деньги! Сколько бы они ни запросили! Вы сказали, что сейчас пришли другие времена, и вы правы! Пришли меркантильные, денежные времена, вы же видите, что творится вокруг, — откупиться можно от чего угодно!

Ян Петрович подавленно вздохнул.

— Клара Яковлевна… Мы знали их больше года. Это не уголовники, не прохиндеи, не помешанные на бизнесе деляги. Они пошли за решетку с гордо поднятой головой, ничуть не ощущая себя виноватыми. А сегодня время сработало на них. Деньги… Это могло бы дать результат, если бы речь шла о Борисе Хромове, может быть, он избил бы нас, взял отступного и делу конец. Но Аркадий… Это же по-настоящему страшный человек.

Клара Яковлевна опустила голову и долго молчала, совершенно забыв про свой обед. Потом сказала тихо:

— Мне страшно, Ян Петрович… Страшно впервые в жизни. Если бы вы видели, какое у него было лицо, когда я пришла просить прощения и еще, как дура, принесла шампанское… Лицо убийцы. У меня просто рушится жизнь. Мы не знаем, в какой дикой, извращенной форме они устроят нам казнь, но то, что мы не просто получим нож между ребер, совершенно очевидно.

— Да, дорогая… — печально согласился Ян Петрович. — Нам устроят что-нибудь изысканное, утонченное, в этом можно не сомневаться.

— Какой ужас! И самое страшное, что это происходит в такой светлый момент моей жизни! Я наконец встретила человека, для которого, кажется, родилась. Смешно говорить о влюбленности, когда тебе вот-вот стукнет сорок лет, но я влюблена, Ян Петрович. И моя дочь, что тоже очень важно, рада за меня, искренне желает мне счастья! Она поступает в институт… Вернее, собиралась, но как теперь все развернется?.. Эти мерзавцы ведь не будут тянуть, не будут поджаривать нас на медленном огне страха и ожидания?