Фредерик Форсайт: Ветеран

Пауза. Гробовое молчание.

— Мой клиент отказывается отвечать на вопросы, — промямлил Слейд. — Это для протокола.

— И он врезал тебе по носу, Марк. Сломал твой рубильник. Неудивительно, что ты вышел из себя. К чему это старому почтенному джентльмену понадобилось так себя вести, а?

Прайс пробормотал что-то вроде «Не знаю» или «Старый козел». Для жюри присяжных это было бы просто подарком. Косвенным признанием того, что этот ублюдок все же был на месте преступления. Тут любое алиби лопнуло бы. Прайс злобно сверкнул свинячьими глазками и умолк.

— В таком случае это твоя кровь, Марк, вытекла из разбитого носа. У нас и результаты анализа имеются, дружище.

Из осторожности Бернс не стал говорить, что то была кровь с футболки Прайса, а не с тротуара на месте происшествия. Но и неправды тоже не сказал. Прайс метнул в сторону Слейда панический взгляд, тот насторожился. Адвокат прекрасно понимал, что, если генетический анализ покажет, что это кровь его клиента, а не чья-то там другая и что следы ее обнаружили на тротуаре рядом с избитым человеком, вся система защиты рассыплется в прах. Впрочем, если понадобится, формулировку иска все еще можно изменить. Согласно правилам расследования, он будет оспаривать все, что есть у Бернса на клиента. А потому он просто покачал головой, и Прайс продолжал молчать.

На каждого из подозреваемых Бернс потратил примерно по часу, старался, как мог, потом сдался.

— Мне надо продлить срок их пребывания под стражей в полицейском участке, — сказал он Слейду, когда Прайса с Корнишем увели. — Давайте в четыре, ладно?

Слейд кивнул. В четыре он будет здесь. Но толку-то?… Никакого.

— А завтра утром я собираюсь провести два опознания на Сент-Эннз Роуд. И если результаты будут положительными, подпишу официальное обвинение и передам в суд, — добавил он. Слейд кивнул и вышел.

По дороге к себе в контору адвокат нимало не сомневался в том, что процедура опознания ничего хорошего его клиентам не принесет. Бернс знал свое дело, работал аккуратно и методично, не допускал глупых ошибок, которые могла бы использовать защита. К тому же Слейд нисколько не сомневался и в том, что его клиенты виновны. Он ознакомился с их «послужными» списками, а сегодня их увидят и в магистратуре. И кем бы там ни был тот таинственный свидетель, но если он окажется гражданином приличным и благонадежным и будет твердо стоять на своем, Прайсу и Корнишу долго не видать свободы.

Прежде полиция проводила процедуры опознания прямо в участке. Теперь для этого были отведены специальные пункты, разбросанные по всему городу. Ближайший к «каталажке Доувер» находился на Сент-Эннз Роуд, прямо через дорогу от той больницы, где работал доктор Мелроуз, занимавшийся носом Прайса. Новая система оказалась эффективнее. Каждый пункт был оборудован специальной платформой, соответствующим освещением и односторонними зеркалами, через которые свидетель мог видеть и опознавать подозреваемого, не опасаясь, что тот его запомнит и потом сможет отомстить или запугать, чтоб молчал в суде. К каждому пункту была также приписана группа мужчин и женщин по вызову, разного роста, возраста и комплекции. Волонтеры получали за каждое появление по пятнадцать фунтов, выстраивались в линию у стены, а потом выходили через специальную дверь. Бернс запросил два опознания, дал подробное описание внешности обоих подозреваемых. Процедуру назначили на одиннадцать утра.

На долю Люка Скиннера выпало общение с прессой, к последней Джек Бернс питал крайнее отвращение. Да и потом, у Люка это всегда получалось лучше. Он вообще был в полиции своего рода феноменом, закончил привилегированную частную школу, над его манерами смеялись в столовой. Но временами такой человек бывает очень полезен.

Все, что можно было говорить прессе, проходило через согласование со Скотленд-Ярдом, там имелось целое бюро по связям с общественностью, и предварительно они запрашивали кратко сформулированное обвинение. Особого интереса дело это не вызывало, но наряду с серьезным ранением тут был еще аспект, связанный с неопознанной личностью. И проблема Скиннера заключалась в том, что у него не только не было фотографии пострадавшего, но и описать он его толком не мог, поскольку несчастный был изуродован до полной неузнаваемости.

А потому Скиннер просто решил обратиться ко всем, кто мог сообщить любые сведения о человеке, пропавшем из дома или с работы и находившемся в районе Тоттнем-Эдмонтон во вторник на этой неделе. Мужчина, сильно прихрамывал, возраст — лет пятьдесят-пятьдесят пять, волосы короткие, седые, среднего роста, нормального телосложения. Август — самое неподходящее время для горячих новостей; средства массовой информации могут упомянуть о происшествии, но слишком муссировать эту тему не станут.