Ростислав Самбук - Жаркий июль

А это может быть не только продавщица или официантка - работница кондитерской фабрики, товаровед базы, мастер-кулинар. Разве мало таких профессий?

Львов всегда поражает меня своей, так сказать, каменной целостностью. Я бывал тут дважды или трижды и каждый раз испытывал ощущение какой-то подавленности перед кирпичными великанами, которые стоят плечом к плечу, опираются друг на друга и, кажется, смотрят на тебя, как на букашку: неосторожное движение - и раздавят без сожаления...

Пекарская оказалась точно такой же улицей - населенной каменными и холодными великанами.

Дома стояли впритык, словно гордясь своей сплоченностью, нависали над брусчаткой, над вымощенными каменными плитами тротуарами, после дождя была мокрая, отполированный гранит брусчатки блестел, и казалось, что среди застывшей средневековой немоты ползет такая же безмолвная, медлительная и неумирающая змея.

И ни одного деревца в этом каменном мешке.

- Ну и ну... - повертел я головой.

Крушельницкий сразу понял меня.

- Это тебе не каштановый Киев. Средневековье!

Машина ехала медленно, минуя еще более узкие боковые переулки.

Оставили позади столовую или чайную, возле которой что-то доказывали друг другу не совсем трезвые мужчины, дальше улица несколько расширилась, появились деревья. Однако дома все же стояли впритык, и я подумал, сколько народу живет в них, - вот проклятая Мария, не могла поселиться на маленькой уютной улице...

Нумерация на домах приближалась к сотне, слева появились здания явно служебного назначения.

- Мединститут, - пояснил Крушельницкий. - Дальше - Лычаковское кладбище.

На Лычаковском кладбище мне когда-то довелось побывать: видел впечатляющий памятник Ивану Франко, блуждал по бесконечным аллеям, где всегда многолюдно.

Улыбнулся, когда Крушельницкий вспомнил заметку в городской газете, которая вполне серьезно утверждала, что Лычаковское кладбище - излюбленное место отдыха львовян.

- Действительно, - заметил Крушельницкий, - я вижу в этом какой-то смысл, хотя над газетой долго смеялись.

Наконец Пекарская кончилась, шофер сделал левый поворот, мы выскочили на улицу Ленина и помчались вниз к центру, где в гостинице "Львов" мне забронировали номер.

Утром Крушельницкий познакомил меня с двумя участковыми, которые должны были помогать мне в расследовании. Один - высокий, горбоносый брюнет, похожий на грузина, однако с типично украинской фамилией Непейвода, другой - низенький, светловолосый, веснушчатый, склонный к полноте - Горлов. Обоим по тридцать, и оба немного встревожены: почему это угрозыск заинтересовался именно их участками?

Я объяснил, какая работа ожидает нас, - старшие лейтенанты облегченно вздохнули: в том, что какая-то Мария живет на подведомственном им участке, не было никакого криминала, тем более что сама она стала жертвой опытного преступника.

Фотографии Пашкевича, уже утром доставленные во Львов (я добрым словом помянул оперативность Дробахи), инспектора положили в планшеты, мы разделили сферы своей деятельности и поехали на Пекарскую.

Предстояла долгая и скучная работа в жэках с домовыми книгами. Что ж, в основном наша работа копотная и нудная, представление, что она складывается из сплошных захватывающих приключений, явно ошибочное. Ежедневно приходится иметь дело с будничными фактами, учитывать, сверять, сопоставлять разные данные, просеивать, как сквозь сито, сотни фамилий.

Вот и сегодня: листаю домовую книгу. Стоп. Первая Мария.

Дмитрук Мария Семеновна. 1951 года рождения. Живет вместе с матерью в пятой квартире. Может быть знакомой Пашкевича? Вполне. Поставим рядом с фамилией галочку - проверить.

Вторая Мария. Хомишина Мария Гнатовна. Из девятой квартиры. 1903 года рождения. Галочку ставить незачем, вряд ли такая бабушка заинтересовала Пашкевича и разговаривала с ним по междугородному телефону.

Коциловская Мария Всеволодовна. 1941 года рождения. Из семнадцатой квартиры. И снова надо поставить галочку.

В следующем доме Марий не было. Но через номер их набралось пять. И все требовали проверки.

До обеда я уже твердо знал, что Мария - самое популярное имя во Львове.

Да разве только во Львове? Этот нахал Пашкевич и тут подложил нам свинью: не мог познакомиться с какой-нибудь Роксоланой или Соломией, сукин сын! И нам, и ему, в конце концов, было бы лучше. Все равно ведь поймаем, а чем меньше натешится прелестями свободной денежной жизни, тем легче переходить в не совсем удобное помещение с его суровым режимом и отсутствием бифштексов и цыплят табака. Я уж не говорю о компоте и предобеденной рюмке.