Валерия Вербинина - Где-то на земле есть рай

— Именно так.

— А зачем он это делает? — пробормотал опешивший Рыбников.

Ласточкин вздохнул:

— Юрий Данилович подозревает, что ваш муж жив и скрылся в неизвестном направлении, инсценировав свою смерть. Как его жена, вы можете знать, где он находится. Не исключено, что таким странным способом Арбатов просто пытается вас… э… спровоцировать, чтобы вы выдали своего мужа.

— Боже, как глупо, — устало промолвила Лариса. — Как это глупо. Нет, Арбатов не может… Я, конечно, не знаю, что у него на уме… Но почерк мужа!

— Любой почерк можно подделать.

— Да? А как же быть со всеми мелочами, которые могли знать только Слава и я? И то, что я ему сказала при луне у окна венецианского отеля… помните, в предыдущем письме?.. Откуда Арбатов мог об этом узнать?

— Ну, мало ли откуда, — пробурчал Ласточкин. — Если ваш муж не держал язык за зубами…

Лариса зябко обхватила себя руками. Развившаяся прядь волос повисла вдоль ее щеки.

— Мне не следовало к вам приходить. Я же знаю, кто пишет эти письма — человек, которого больше нет среди живых.

— Извините, Лариса Владимировна, — очень вежливо промолвил Ласточкин, — но это совершенно исключено. Даже если ваш муж отправляет эти письма, в чем, кстати сказать, я сильно сомневаюсь, это означает только одно: он жив.

Молодая женщина с испугом взглянула на него.

— Как — жив? Да что вы такое говорите! Он погиб, его взорвали! Его могила на Ваганьковском кладбище!

— Вы видели его тело? Вы опознали его? Это точно был он?

Рыбников нахмурился и послал капитану угрожающий взгляд, на который, впрочем, тот не обратил ни малейшего внимания.

— Это было ужасно, — сказала Лариса, отворачиваясь. — Какие-то лохмотья… кольцо на руке, а рука отдельно от тела… — Она содрогнулась. — Я упала в обморок. Простите, но я… я до сих пор не могу спокойно говорить об этом.

— То есть тело было изувечено до неузнаваемости, — подвел итог Ласточкин. — А значит, остается все же вероятность того, что ваш муж сбежал.

Лариса подперла лоб рукой. В комнате повисло тягостное молчание.

— Я не знаю, что вы там вбили себе в голову, но мой муж мертв, — наконец проговорила она. — Это совершенно точно.

— У вас есть непреложные доказательства его смерти? — осведомился капитан.

— Да, есть, — ответила Лариса, смело взглянув ему в лицо. — Когда пришло первое письмо, я обратилась к одной женщине, которая разбирается в таких делах. Она помогла мне установить контакт с духом бедного Славы.

— А-а… — протянул Ласточкин, и в глазах его блеснуло лукавство. — Сниму приворот, сделанный на вашего мужа соперницей, излечу от рака, диареи и импотенции, предскажу будущее, приворожу любимого навечно и помогу вам установить контакт с вашими умершими родственниками и близкими. — Он прищурился: — Вы случайно не об Агриппине говорите?

Лариса выпрямилась:

— Да, я действительно была у нее. А что, это преступление?

— С чего вы взяли? — Ласточкин сделал невинное лицо. — Тем более что до меня доходили слухи, что Агриппина действительно была мастером своего дела.

— Да, она была очень хорошая, — подтвердила успокоившаяся Лариса. — И отзывчивая. Я призналась ей, что, как верующая, я не очень одобряю ее приемы, но она заверила меня, что она все понимает. Кроме того, она говорила, что пользуется только белой магией.

— Надо же, как интересно, — заметил Павел. — А сколько раз вообще вы с ней встречались?

— Три. Два раза контакт срывался, потому что установить связь с духом умершего не так просто, вы же сами понимаете…

— И все три раза вы платили за визит?

— Разумеется.

Я почувствовала, что у Ласточкина на языке вертится резкое слово, но, каким бы оно ни было, он сделал над собой героическое усилие и проглотил его.

— Расскажите мне про контакт, пожалуйста. Если вам не трудно.

Похоже, Лариса пребывала в затруднении.

— Вы видели вашего мужа? — мягко, но настойчиво продолжал Ласточкин. — Может быть, говорили с ним?

— Нет. Это был не совсем разговор, но он подавал мне знаки. Я… я спросила у него, помнит ли он обо мне, и он ответил «да». Я хотела знать, сердится ли он на меня, и ответ был какой-то странный: и да, и нет, как объяснил Геннадий.

— Что за Геннадий? — поинтересовался Ласточкин.

— Помощник Агриппины. Первый раз сеанс проводила она, а второй и третий — этот Геннадий. Агриппина говорила, что среди ее помощников он самый талантливый.

Николай Рыбников молчал, уставившись в стену, но даже затылок его выражал неодобрение. Чувствовалось, что он крепко стоит на земле и вовсе не склонен доверять всей этой мистике, попахивающей непонятно чем.