Елена Ткач - Седьмой ключ

И вот наконец поляна. Ксения сразу, как выбралась сюда, упала без сил, стараясь не задеть свой живот. Вера — к ней.

— Господи, как ты меня пугаешь! Ну куда ты рванулась так, Ксенечка?

Та не отвечала — только слабо улыбнулась ей, успокаивая — мол, ничего, прорвемся.

Поляна была небольшая, полукруглая. Ветви трех старых дубов и нескольких клонящихся к центру березок, перекрещиваясь, образовывали над ней живой зеленый шатер. У края поляны Вера приметила круглый высокий холмик, а рядом с ним еще два — пониже, поменьше. Подошла, рассмотрела. Земля травой поросла и цветами. Ромашки, зверобой, крупные колокольчики… Услыхала какой-то тихий журчащий звук. Огляделась — под корнями дубовыми, окруженный орешником крошечный родничок, забранный потемневшими деревянными плашками вроде колодца. Водица прозрачная, чистая — сразу захотелось напиться.

— Ве-ра! — услышала она за спиной сдавленный стон.

Ксения приподнялась на локте и глядела на нее громадными, полными слез глазами. Лицо ее исказилось от боли — видно, еле сдерживалась, чтобы не закричать в голос.

— Сейчас я, Ксенюшка, милая! Потерпи, родная! Сейчас, сейчас…

А что — сейчас, как тут терпеть — вот уж загадка! В век не разгадать…

Вера тут только сообразила, что судорожно прижимает к себе завернутую в полотенце рукопись, которую прихватила из дома. Она с трудом разжала онемевшие пальцы, листы рассыпались под ногами. Этот экземпляр — первый, вычитанный — теперь был единственным. Последним.

— Так… что там нужно? Вода… горячая. Господи! Где ж я ее возьму? Ножницы или нож — пуповину перерезать! Ох, что делать? Что? — она заметалась как затравленная возле стонущей Ксении — та побелела как мел и дышала раскрытым ртом часто и тяжело, словно рыба, вытащенная из воды.

— Так, Вера! Возьми себя в руки! — приказала Вера сама себе, изо всех сил колотя по бедрам сжатыми кулаками. — Не смей паниковать. Так! Горячая вода. Значит, надо ее разогреть. Значит — костер! Так… Спички. Нужны спички!

— Там… — еле слышно подсказала ей Ксения. — Там моя… сумка.

Вера кинулась к сумке и нашла там спички и нож.

— Ну вот… — усмехнулась она про себя, — что еще нужно, чтобы принять роды? Да ничего!

Дождь все-таки проникал сюда, хоть и слабый, мелкий, сдерживаемый раскидистым живым шатром над головой. Повсюду было много хвороста, кусочков коры, поваленных деревьев, с которых можно было обломать крепкие ветки на растопку, но все это было мокрое — не годилось. Древесину нужно было хоть немного, да просушить…

Вера больше не сомневалась ни секунды — у ее ног лежало как раз то, что нужно: сухая плотная бумага — лучший материал для растопки!

И вот уже весело трещал огонь, пожиравший чернеющие листы. И рука той, которая разожгла его, не дрогнула. А глаза оставались сухи.

Первый отчаянный крик Ксении потонул в громовом вопле природы. Вера метнулась к подруге, чуть не опрокинув свое сооружение, которое она приладила над костром — кастрюльку с водой, повешенную на какой-то железке, укрепленной на двух рогатинах…

— Господи, помоги нам! — взмолилась она на коленях, подняв лицо к зеленеющему пологу, скрывшему грозное небо.

— Не бойся, я помогу! — послышался у нее за спиной низкий грудной женский голос.

Вера, не веря своим ушам, обернулась. У края полянки стояла та, кого они так долго и безуспешно искали. Женщина в длинной юбке.

Довольная произведенным эффектом, Антонина Петровна поднялась и, покачивая головой — мол, да, — есть много на свете непостижимого! — прошла по комнате к буфету, стоявшему в противоположном от печки углу, открыла застекленные створки и достала миску с домашней баклажанной икрой и вазочку с вишневым вареньем.

— От этих разговоров что-то есть захотелось! Давайте-ка, садитесь к столу, сейчас снова самовар вскипячу, чайку попьем. Вижу — куковать нам еще долгонько…

Ветка с Алешей сидели как громом пораженные, хотя гроза давно миновала, дождь утих и теперь на дворе только слегка капало. Эти редкие капли звонко булькали в лужах, образовавшихся после потопа, залившего сад. Цветы и кусты склонились чуть не до земли, намокшие огуречные плети были заляпаны мокрой землей, дородные кабачки и пестренькие продолговатые цуккини еле виднелись среди луж на грядках. Они выглядывали из-под прибитых листов и казались весьма недовольными. Мол, что за безобразие допустила хозяйка!

Как ни странно, на ночь глядя прояснилось — на дворе просветлело, хотя стоял уж глубокий вечер — по-видимому было около девяти. Давно пора было вернуться домой — Вера с Ксенией, наверное, волновались, но отбившиеся от дома островитяне позабыли о доме, о времени — они были добровольными пленниками бабушки Тони. Ее рассказ поразил их и, онемевшие, потрясенные, они ждали его продолжения.