Елена Ткач - Седьмой ключ

После разговора с отцом Манюня преобразилась и вся светилась ласковым разгоравшимся светом — таким по-весеннему щедрым было ее цветение.

Веру с Ксенией все больше беспокоила Ветка. После кошмарного происшествия она окончательно замкнулась в себе и сторонилась общения и любых разговоров. Особенно выводили ее из себя расспросы о самочувствии — она от этого прямо-таки бесилась и в любую погоду выбегала из комнаты — в дождь ли, в жару, в день или в ночь…

И Вера с удвоенной яростью бралась за работу — она ныряла в роман, как в омут головой, и работа кипела — шла к концу… Ксения старалась следить, чтобы подруге во время ее «глубоких погружений» никто не мешал. И сама, как правило, в комнату к ней не входила.

И если Вера спешила соткать для них защитный покров, как героиня из сказки, то Ксения решала более прозаическую задачу: она должна была отыскать священника.

В ту страшную ночь, когда на них напал монстр в обличии Сережи, обе — и Вера, и Ксения — не сговариваясь, пришли к одному: Сережу можно спасти только изгнав беса, который его одолел. А для этого необходимо было выполнить два условия: первое — получить его собственное согласие на проведение особого обряда. И второе — согласие священника-экзорциста, которого нужно найти. Ведь не всякий священник пойдет на такое…

Согласием Сережи они в ту же ночь заручились. И отпустили его, лишь убедившись, что он тверд в этом решении. И с тех пор каждый день кто-нибудь навещал Сережу в его дачной тиши — чаще всего Вера. Тревога за этого человека, подвергавшегося смертельной опасности, была единственным из всех мыслимых оправданий, способных отвлечь ее от работы.

Манюня заглядывала к отцу по два раза на день. Алеша тоже стал у него частым гостем, мало того, похоже, они подружились. И даже задумали одну совместную работу: Алеша написал поэтическую балладу, которую пока никому не показывал, а Сергей пробовал ее иллюстрировать и тоже хранил в тайне свои наброски. Только один человек ни разу не навестил Сережу — это была Ветка. Она не могла преодолеть в себе ни обиду, ни страх, и пока, похоже, не было никаких надежд на то, что ей это удастся. Слишком сильный шок ей пришлось пережить!

Конечно, всех занимала тайна картины. Сергей считал, что именно ее он видел в доме молочницы, откуда она потом внезапно исчезла и оказалась в сарае возле пустого дома на берегу… Двух мнений тут быть не могло: это был портрет Женни, и именно этот портрет так потряс душу Сергея, что он сумел высвободиться из-под чуждой магической власти. Как будто кто-то надавил невидимую пружинку и — р-раз! — пробка рванула, и джинн вылетел из бутылки. Только о какой пробке могла идти речь, если бутылкой в данном случае была его живая душа…

Удивительно, но он оказался прав, понадеявшись на помощь картины. Он не отходил от нее ни на шаг, старался не покидать участка ни на минуту, чтобы оставаться в пределах защитного поля картины, и ни разу не посещал пустой дом на берегу пруда. По крайней мере, полагал, что это именно так — Сергей теперь ни в чем не был твердо уверен.

А Ксения, следуя известному правилу о пользе прогулок для дам в ее положении, взялась отыскать священника. Но эта ее миссия покуда не увенчалась успехом. Первая попытка была предпринята в деревне Анискино. Старинный храм Рождества Богородицы, стоявший у развилки Щелковской трассы и поворота на Монино, был недавно отреставрирован — церковка с колоколенкой сияла первозданной праздничной белизной. Возле паперти по бокам закрытых дверей зеленели две свежесрубленные березки, украсившие храм к Троицыну дню. Ксения тронула ручку дверей — те были заперты.

— Миленькая, ты к завтрему приходи, — послышался у нее за спиной слабый старушечий голос. — В пять часов завтра служба будет.

— Завтра? — переспросила Ксения, оборачиваясь к собеседнице. На нее глянули выцветшие голубенькие глаза, снизу вверх глянули, и взор этот получился как бы искательным, потому что старушка, согбенная, кривенькая, была Ксении едва ли не по плечо…

— А сегодня никак нельзя мне батюшку повидать?

— Не-е-е, миленькая, сегодня батюшки нету. Вчера, как литургию на Духов день отслужил, так к себе в город уехал. Он ведь московский, наш отец Михаил, сюда на машине ездит. Вот завтра часикам к трем прикатит, а в пять часов служба начнется — акафист Божьей матери по средам.

— Вот оно что… — разочарованно протянула Ксения, машинально стягивая с головы платок, который повязала перед тем, как войти в церковь.