Элис выругалась, завела двигатель и снова выехала на дорогу.
— Как ты мог меня продать, Шелдон?! — спросил я патетически. — Меня, твоего шурина! Я пришел к тебе за помощью, дал тебе денег на пиво и на цветы.
— На цветы? — удивилась Элис.
— Да. Цветы. Я их так и не получил. Как ты мог так поступить со мной, Шелдон?
Он оторвал окровавленное тело от сиденья, нагнулся и ткнул в меня пальцем.
— Я не знал, что они это выкинут. Иначе и не подумал бы ничего им говорить.
— Если ты продолжишь так изъясняться, я сам тебя застрелю. О шурин, почему?
— Сегодня утром звонил арендатор. Просил сообщить, если ты объявишься. Обещал, что месяц не будет брать с меня плату.
Я скинул с себя его руку. Он повалился на сиденье.
— Чудненько, — пробормотал я и глянул на Элис. — Выходит, я для тебя источник дохода. Это все объясняет. А ты?
Она гневно глянула на меня.
— Я?
— Да. Ты кто такая?
— Что ты имеешь в виду? Я — человек, который спас тебе жизнь.
— Но почему?
Она сунула руку в сумку, вытащила пачку, которую я ей оставил, и швырнула в меня.
Шелдон громко вздохнул. Наличие рядом с ним такого большого количества денег могло серьезно угрожать его здоровью.
Я все еще не мог понять, кто я такой — умник или глупец.
— Мне не нравится, когда меня бросают, — добавила Элис. — И не нравится, когда меня опекают. Что, черт возьми, ты имел в виду, когда оставил мне деньги?
Голова у меня плохо соображала. Я потряс ею, словно это могло помочь.
— Что?
— Я о маме. И о Маккендрике.
— О!
До меня дошло не сразу.
— Скажи ей, Шелдон. О «Сестре дракона».
Он ничего не ответил. Икал. А может, его рвало. Или и то и другое. В нем как-никак сидели две пули. Ему требовалась медицинская помощь.
— Ладно, — сказал я. — Сам скажу.
Я попытался взять себя в руки и посмотрел на нее. Она глянула на меня немного нервно. Дело оборачивалось не слишком хорошо для нас обоих, и Элис Лун это уже поняла.
— «Сестра дракона» — это нехороший коктейль-бар на улице Гумбольдта, — сказал я очень четко. — Его потом закрыли. Я этого не знал, но, оказывается, моя жена ходила туда, прежде чем забраться на заднее сиденье «тауруса», принадлежавшего Кайлу Маккендрику.
— О господи, Бирс. Ну откуда ты это можешь знать?
— Знаю. Можешь мне поверить. Маккендрик сказал мне об этом. О таких вещах не лгут.
Она поморщилась.
— Извини.
Я махнул рукой.
— Ничего. В душе я это уже знал. Просто не хочется поднимать всю муть, которая во мне сидит.
— Погоди… — сказала она.
Мы доехали до какой-то больницы. Там стояли две машины «скорой помощи», а в окнах здания ходили люди в белых халатах.
Шелдон, — сказала Элис, — пора тебе познакомиться с радостями частной медицины.
Я обернулся. Глаза у шурина были мутными. Заднее сидение вымазано кровью.
— У? — простонал он. — У меня нет полиса. Не оставляйте меня. Они разрежут меня на органы.
— Нет. — Я будто со стороны услышал собственный голос. — Они сделают это, только если ты окажешься таким же, как мы.
Затем Элис помогла ему выйти и посадила на мусорный бак возле входной двери. Белые халаты внутри здания ничего не заметили. Они словно прилипли к компьютерным экранам.
Элис завернула за угол, я ее не видел. Примерно через минуту вернулась. По крайней мере, Шелдона с нами больше не было.
— Поехали, — сказала она.
Она позвонила по телефону. Я заметил, что на обратном пути она убрала в свою сумку крошечный розовый пластмассовый телефон. Если бы получше соображал, сказал бы об этом. Но я не сказал, и поэтому она, наверное, подумала, что это может ей сойти с рук.
— Какая эффективная беспристрастная забота, — сказал я. — Ты и сама могла бы работать в медицине.
Элис медленно отъехала. Казалось, она не знает, куда направиться. Вид у нее был неуверенный, и меня это почему-то утешило.
— Итак, — сказала она, — твоя жена ходила в коктейль-бар и трахалась с Маккендриком? И ты ничего не знал?
— Не совсем, — возразил я. — Моя теперешняя сущность этого не знала. Но это не значит, что прошлая моя сущность тоже не знала. Ты меня понимаешь?
— Стараюсь. Как себя чувствуешь, Бирс? Может, чего-нибудь тебе купить?
Я задумался.
— Я бы выпил коктейль «Лонг-Айленд айс ти», съел бы ведерко попкорна и стейк тартар. Похоже, это означает, что чувствую я себя хреново. Лучше раздобудь мне нормальной еды и воды. Но прежде…
У нее были очень красивые глаза, зеленые, как камни в дорогих перстнях. Заметил я и кое-что еще, когда она приоткрыла рот. В языке у нее больше не было булавки. Еще одно нововведение двадцать первого века. Люди втыкали себе в рот металлические булавки точно гвозди, а когда вынимали их на следующий день, дырок не было видно.
Читать дальше