Павел Саксонов - Можайский — 4 - Чулицкий и другие

«Ко всем?» — спросил он безнадежно.

Я кивнул:

— Да, Павел Александрович. Ко всем. Вы же сами видите: ничего не поделать. Всё одно к одному…

Висковатов тоже кивнул, на этот раз соглашаясь:

«Увы!»

— Итак…

«То письмо, о котором вы говорили, — начал признаваться он, — с наложенной ценностью, было ничем иным, как утвержденным актом бесплатного проезда по Николаевской железной дороге в период между несколькими датами: мы — руководство училища — собирались вывезти учеников на несколько экскурсий — в Тверь и в Москву. К акту была приложена записка…»

— Очень хорошо, что вы об этом не забыли, — удовлетворенно сказал я, памятуя о словах управляющего почтовым отделом. — На почте никакого акта не помнят, тогда как рукописный листок запомнили очень хорошо: не каждый день ценным отправлением нарекают несколько строк на обычной бумаге.

«Если желаете, — ответил Павел Александрович, — я покажу вам эту записку».

— И акт, пожалуйста.

Висковатов подошел к столу и вынул из ящика сложенный втрое стандартный лист писчей бумаги и то, что с отдаления можно было принять за конверт с наклеенными марками.

«Держите».

— Я принял и то, и другое. Конверт на деле и оказался тем самым актом: не удивительно, что Борис Семенович, управляющий, ничего о нем не сказал. В непонятных, но, впрочем, уже и неважных целях его сложили в виде конверта лицевой стороной наружу и по такому назначению использовали. Записка же гласила следующее…

Чулицкий достал из кармана памятную книжку и зачитал:

Павел Александрович!

Пересылаю Вам разрешение Дирекции Николаевской железной дороги на бесплатный проезд в Тверь и в Москву и обратно для группы Ваших учеников. Разрешение, изволите видеть, действительно для проезда в Тверь между седьмым и одиннадцатым; для проезда в Москву из Твери — между восьмым и тринадцатым; для проезда в Петербург из Москвы — между четырнадцатым и шестнадцатым. О размещении в Москве я также договорился.

Одна небольшая просьба: примите, пожалуйста, от моего секретаря посылку для его родственника в Твери — человек этот встретит Вас на вокзале. В посылке — оранжерейные персики, отправить их почтой невозможно. Правила-с!

Ваш С.Я.М.

— Вот так, господа!

— От седьмого до одиннадцатого… — прошептал Кирилов. — И шестнадцатого — в Петербург… А восемнадцатого…

— Да.

Можайский:

— Хитрые сволочи!

Гесс:

— Не так всё просто, Юрий Михайлович.

Чулицкий:

— Совершенно верно: не так всё просто.

Можайский:

— Я уже понял, что с самим Молжаниновым всё далеко не просто. А вот идея — проста. И цинична настолько, что это уму непостижимо! Передавать взрывчатку с детьми! Как шоколадку какую! Удивительно, что никто не погиб… персики! Оранжерейные! — Его сиятельство цедил слова сквозь зубы, его страшные глаза сузились до щелочек, но их улыбка полыхала сквозь эти щелочки подобно ацетиленовым горелкам. — А если бы сопровождающие не досмотрели? А если бы мальчишки вскрыли коробку? Вы представляете, господа, чем это могло закончиться?

Перед моим мысленным взором встала картина взорванного тогда полотна и сошедшего с рельс состава, по чистой случайности оказавшегося маневровым: диспетчер пустил его перед московским экспрессом, давая возможность убрать от подъездов к станции несколько отцепленных от других поездов пустых пассажирских вагонов. Террористы ошиблись, приведя свою мину в действие. И только эта ошибка спасла десятки, а возможно, и сотни ни в чем не повинных людей от неминуемой смерти!

По спине побежали мурашки. А если бы, как говорил Можайский, бомба случайно взорвалась в вагоне?

— А мы-то гадали, как они ухитрились всё это привезти!

Способ воистину был сатанинским!

— Можете себе представить, — между тем, продолжил Чулицкий, — какой эффект произвела на меня эта записка! Я то перечитывал ее, не веря своим глазам, то в упор смотрел на Павла Александровича. Висковатов выглядел обеспокоенным, но до него подлинный смысл адресованного ему послания и того, что он — собственными своими руками — натворил, все еще не дошел. «Неужели вы ничего не понимаете?» — тогда воскликнул я и посмотрел Павлу Александровичу в глаза.

Он, однако, не понял:

«Нет. Да что с вами?»

— Даты! Даты сличите!

«А что с ними не так?»

— Вы ездили на экскурсии?

«Конечно».

— Посылку с «персиками» вам дали?

«Да».

— Вы ее передали… э… родственнику молжаниновского секретаря?