«Захар!» — воскликнул он. — «Наш кладовщик!»
Висковатов, подвинув меня, высунулся в окно и тоже закричал, что есть мочи:
«Захар! Захар! Что случилось?»
Кладовщик на мгновение замер, а потом задрал голову и заорал в ответ:
«Убили, ваше превосходительство, убили!»
«Кого убили? Где?»
«В подвале! Барин! Весь в крови! Лежит! Горло — от уха до уха!»
Толкаясь, мы — Висковатов и я — ринулись к выходу из кабинета. Сбежали по лестнице. Выскочили во двор. Захар припустился с нами, и мы — уже втроем — буквально слетели в слабо освещенный подвал.
В первое мгновение я ничего не увидел, но Захар тут же рывком повернул меня в нужную сторону, и я очутился прямо над распростертым телом.
«Илья Борисович!» — Висковатов отшатнулся.
Я склонился к телу. Горло Ильи Борисовича и впрямь оказалось разверстым от уха до уха. Кровью были залиты пальто и пол. Руки окоченели совершенно, что прямо указывало на время убийства: не позднее минувшей ночи; вернее — позднего вечера.
— Получается, он был уже мертв, когда вы его ждали!
«Но как же так? Кто его убил?»
— Кто-то и почему-то очень не хотел видеть его живым. Почему, я полагаю, понятно. А вот кто…
Висковатов жадно прислушивался к моему бормотанию:
«Кто?» — спросил он, едва я запнулся.
— Только два варианта: Кальберг или Молжанинов. Возможно, не лично, а руками своих людей, но сути это не меняет!
Висковатов побрел прочь из подвала. Я же задержался у тела Ильи Борисовича и тщательно ощупал карманы его пальто и сюртука. Во внутреннем кармане сюртука я и нашел искомое…
Чулицкий замолчал.
— Что нашли? — выпалил я.
— Предсмертную записку.
— Как — предсмертную? — я опешил. — Он что же, сам покончил с собой?
— Конечно же, нет, — поморщился Чулицкий. — Но он предвидел возможность такого поворота. Вероятно, его насторожило то, что на вокзале его никто не встретил, хотя встречу назначил. Очевидно, ему что-то должны были передать. Во всяком случае, таким, похоже, был уговор на случай явной опасности и необходимости бежать. И вот, убедившись в том, что его обманули, хотя и предупредили, он понял: предупредили его всего лишь затем, чтобы его не схватила полиция — заводилам не было резона позволить ему разговориться. Но коли так, то следующий шаг совершенно ясен: убийство самого Ильи Борисовича.
— Так что же в записке?
Чулицкий перевернул несколько листов памятной книжки и прочитал:
В собственные руки Его Превосходительству генерал-лейтенанту Самойлову [65].
Александр Александрович!
Если эта записка дошла до Вас, значит, нам более не суждено увидеться: меня убили. Но последнюю службу я Вам все-таки сослужу. Известное Вам лицо вошло в сношения с посольством. Инструкции получены. Заварушка началась!
Некрасов
В гостиной воцарилась тишина.
-----------------------------------------------------------
Поддержать автора можно переводом любой суммы на любой из кошельков:
в системе Яндекс. деньги— 410011091853782
в системе WebMoney— R361475204874
Z312553969315
E407406578366
в системе RBK Money (RuPay) — RU923276360
Вопросы, пожелания? — paulsaxon собака yandex.ru
То есть вскоре по окончании следствия.
2 Налицо — обычный статистический прием, позволяющий представить текущую ситуацию начальствующим лицам в более выгодном свете, чем она является в действительности.
3 Статья 38 Устава о наказаниях — одна из статей главы Третьей: «О проступках против благочиния, порядка и спокойствия»; отделения второго: «о нарушении порядка и спокойствия». Ст. 38: За ссоры, драки, кулачный бой или другого рода буйство в публичных местах, и вообще за нарушение общественной тишины, виновные подвергаются аресту не свыше семи дней или денежному взысканию не свыше двадцати пяти рублей. Если же в этих нарушениях будет участвовать целая толпа людей, которая не разойдется по требованию полиции, то упорствующие подвергаются: аресту не свыше одного месяца или денежному взысканию не свыше ста рублей. А если необходимо будет прекратить беспорядок силою, хотя и без употребления оружия, то они подвергаются: аресту не свыше трех месяцев или денежному взысканию не свыше трехсот рублей. Интересен один из комментариев к этой статье в издании Таганцева 1902 года: игра на шарманке и пение на улице в два часа ночи вполне подходят под действие статьи 38. Не менее любопытны и два, как минимум, случая применения этой статьи (даны в упомянутом издании): 1) дело Державиной — удар палкой лошади на публичном катании; 2) дело Фаворского — стук ночью в квартиру, произведший испуг лиц, живших в этой квартире. По обоим делам были поданы апелляции, но виновность по обоим из них была оставлена в силе.
Читать дальше