Харлан Кобен: Один неверный шаг

Он не забыл и дверь за собой захлопнул.

Потом сел в машину и помчался на Манхэттен. Уин и Эсперанса давно уже ждали его. Они не стали задавать вопросов относительно того, куда он ездил, а Майрон не стал ничего рассказывать. Необходимо отметить, что он так никогда им об этом и не рассказал.

Потом Майрон позвонил Джессике. Вместо нее трубку снял механизм. Дождавшись гудка записывающего устройства, Майрон сказал, что собирается некоторое время пожить у Уина. Он так и сказал — «некоторое», поскольку действительно не знал, сколько времени пробудет у приятеля.

Трупы Роя Померанца и Эли Уикнера нашли в рыбацком домике двумя днями позже. Очевидное убийство с последующим самоубийством. Жители Ливингстона много говорили об этом, но так и не пришли к единому мнению, что заставило Эли убить приятеля, а потом покончить с собой. Трибуну Эли Уикнера на стадионе «Литтл-лиг» сразу же переименовали.

Эсперанса снова приступила к работе в агентстве «МБ спортспред», а вот Майрон на работу не вернулся.

Убийства Брэнды и Хораса Слотер так и остались нераскрытыми.

Ничего из того, что произошло в ту ночь в поместье Брэдфорд, не выплыло наружу и не стало достоянием общественности. Ответственный за связь с прессой представитель избирательного штаба Брэдфорда заметил лишь в этой связи, что Чансу Брэдфорду потребовалось срочное хирургическое вмешательство после полученной на теннисном корте серьезной травмы. Далее он сообщил, что операция прошла удачно и больной быстро поправляется.

Джессика никак не отреагировала на сообщение, оставленное Майроном на записывающем устройстве телефона, даже не перезвонила.

Майрон же поведал о своей последней встрече с Мэйбл Эдвардс только одному человеку.

С кладбища открывался вид на школьный двор…

Нет ничего тяжелее скорби по покойному. Такого рода скорбь словно бездонная впадина на океанском дне или глубокое горное ущелье. Она иссушает мысли, душит тебя и парализует движения сильнее поврежденного нервного узла.

Теперь он проводил на кладбище много времени.

Майрон услышал за спиной шаги и закрыл глаза. Все происходило так, как он ожидал. Шаги приближались. Когда они стихли, Майрон даже не повернул в ту сторону головы.

— Вы убили ее.

— Да.

— Ну и как? Вам стало лучше?

Когда Артур Брэдфорд заговорил, Майрону показалось, что у него по спине провели холодной, бескровной рукой.

— А вам, Майрон? Вот в чем вопрос…

Он не знал.

— Если это имеет для вас какое-либо значение, скажу, что Мэйбл Эдвардс умирала медленно.

Для Майрона это не имело никакого значения. Мэйбл в ту ночь сказала правду. Он не относился к тому типу людей, которые способны хладнокровно убить женщину. Он относился к худшему типу.

— Я решил выйти из избирательной кампании на губернаторский пост, — сказал Артур. — Попробую вспомнить, что чувствовал, когда был с Анитой. Хочу, знаете ли, измениться. Переродиться, так сказать, внутренне.

«Вряд ли тебе удастся», — подумал Майрон. Но ему на это было наплевать.

Артур Брэдфорд удалился, а Майрон еще некоторое время смотрел на холмик сырой земли. Потом прилег рядом с могилой, задаваясь вопросом, почему судьба отказала такому красивому, полному жизни существу в возможности дальнейшего пребывания на белом свете. Дождавшись, когда в школе прозвенел последний звонок, он стал смотреть на детей, выбегавших из дверей школы и напоминавших в этот момент пчелиный рой, покидающий потревоженный улей. Он жаждал успокоения, но пронзительные крики, визг и вопли школьников вызвали у него раздражение.

Голубое небо над головой стало постепенно затягивать облаками, и через некоторое время пошел дождь. Майрон был рад дождю и чуть не улыбнулся, когда упали первые тяжелые капли. Дождь, по мнению Майрона, больше соответствовал этому месту, чем ясное голубое небо. Он закрыл глаза и расслабился, позволив дождевым струям без помех поливать его. Заодно дождь поливал лепестки роз, покрывавших могилу самой красивой и желанной розы, сломанной жестокой рукой.

Наконец он поднялся и неспешным шагом двинулся вниз по холму к своей машине. У подножия холма он, к своему большому удивлению, увидел Джессику, показавшуюся ему вначале бесплотным образом, созданным игрой воображения. Он не видел ее и не разговаривал с ней вот уже две недели. Красивое лицо Джессики было мокрым, но он так и не понял: то ли от слез, то ли от дождя…