Михаил Рогожин - Супермодель в лучах смерти

Маркелов спрятал пистолет и тихонько толкнул дверь. Она легко и бесшумно открылась. Он вошел и услышал стоны. Мягко ступая по ковровому покрытию, дошел до спального отсека и заглянул внутрь.

На постели между задранных ног Татьяны метался, задыхаясь от нарастающего наслаждения, Янис. Его голая мускулистая задница, словно резиновый мячик, подскакивала над напряженным телом Татьяны. Она одной рукой прижимала к своей груди его голову, а другой тянулась к вошедшему Маркелову. Глаза были наполнены страданием, губы кривились в отвращении к мучающему ее греку.

Илья Сергеевич стоял и смотрел на это безостановочное движение, и чувствовал себя униженным, оплеванным, одураченным. Холуй его партнера пользовал женщину, в которую Маркелов вложил остатки своих чувств, как портовую проститутку…

Теперь он понял, на что намекала Татьяна. Она боялась признаться, что ее вынуждают к интиму. Опасалась за Маркелова. Думала, что он не захочет связываться с Янисом. Как же она ошибалась! Почему сразу не сказала? Почему допустила это ничтожество до своего тела?

Илье Сергеевичу стало противно. Его впервые за многие годы унизили. В собственных глазах. И в глазах любимой женщины.

В этот момент Янис захрипел и задергался с новой силой. Он сжимал Татьяну и намеревался войти в нее еще глубже. Она молча молила Маркелова о спасении.

Илья Сергеевич постарался не смотреть на бьющегося в оргазме грека, взгляд его зацепился сначала за яблоко, а потом за турецкий нож с широким лезвием. Нельзя сказать, что в его голове возникло какое-то осмысленное решение. Нет, рукой Маркелова руководило инстинктивное желание защититься от наносимого оскорбления. Он спокойно подошел к столу, взял нож и всадил его по самую рукоятку в выгнувшуюся в последнем порыве спину Яниса.

Лезвие вошло на удивление легко. Грек замер и, тихо охнув, опустился на лежавшую под ним Татьяну.

Маркелов отшатнулся. Татьяна заорала. В каюту тотчас ворвались охранники с пистолетами в руках. Но и они застыли, увидев такую картину.

Татьяна извивалась под тяжестью мертвого тела и орала:

— Снимите его с меня!

Маркелов не обращал на нее внимания. Руки его дрожали. Нож остался в теле Яниса, кровь двумя тонкими струйками стекала на грудь Татьяны и уже с ее соска капала на простыню.

За спинами обалдевших охранников возникла голова Апостолоса. Он долго созерцал страшное зрелище. Потом тихо приказал:

— Отведите господина Маркелова в госпитальную каюту и никуда не выпускайте. Труп Яниса ночью выбросить в море. И чтобы без свидетелей!

Он повернулся к стоявшему в дверях и не решавшемуся войти в каюту графу и добавил, глядя на него:

— О происшедшем — ни звука.

Татьяна тут же прекратила орать и молить о помощи.

Ни на кого не обращая внимания, потирая зачем-то руки, Маркелов вышел из каюты в сопровождении двух охранников. Остальные, стараясь не разглядывать испачканные кровью обнаженные прелести знаменитой артистки, стащили с нее бездыханное тело и завернули его в одеяло, так и не вытащив нож из спины.

Апостолос молча повернулся к Павлу и, взяв его под руку, повел в кают-компанию.

Татьяна, не стесняясь своей наготы, встала, схватила сигарету и потребовала огня. Кто-то из охранников поднес ей зажигалку. Она прикурила и направилась в туалетную комнату. До глубокой ночи труп Яниса должен был находиться в ее каюте, поэтому она торопилась выбраться оттуда.

Стоя под душем, Татьяна старалась не переживать, а думала о том, как эффектно все получилось. И главное, Павел собственными глазами увидел, на какую жертву она способна пойти во имя благородной цели.

Кровь Яниса легко смывалась потоками воды, и казалось, что все случившееся — всего лишь один из дублей заурядных съемок.

Апостолос машинально тасовал карты, сидя у стола в кают-компании. Павел курил возле открытого окна. Между ними восседал в своем кресле-каталке Лефтерис.

— Удивительный народ, эти русские, — печально произнес Апостолос. — Граф, объясни, у вас все такие?

— Нормальная реакция человека, оберегающего свою собственность, — пожал плечами Павел.

— Хороша реакция! — горько хохотнул Апостолос.

Лефтерис, редко встревавший в разговоры, на этот раз не сдержался и высказал свое мнение.

— Представь, адмирал, себя на месте господина Маркелова, если бы ты застал в объятиях графа свою любимую женщину. Ну, хотя бы ту недавнюю девчонку, Антигони?