Михаил Рогожин: Мой желанный убийца

Жара в Афинах прижимала к расплавленному асфальту неспрятавшихся от нее потных, тяжело дышащих людей. Движение замерло, его заменило ирреальное перемещение в пространстве. Город, с раннего утра сопротивлявшийся осаде безжалостного светила, наконец сдался. Опустели улицы, закрылись магазины, смолкли птицы.

Я нашел убежище в нескольких шагах от площади Омония за столиком кафе в туннеле, ведущем к гостинице «Титания». Передо мной стоял высокий запотевший стакан ледяной колы. И я отчаянно боролся с желанием погрузиться в него с головой. Последний день моего пребывания в Греции. Как сон пронеслись две недели гастролей. Газеты о нас уже забыли, а зрители разъехались подальше от столицы, поближе к морским курортам на островах. Мне же предстояло еще дожить до утреннего рейса в Москву. Вечер, разумеется, я проведу в одной из таверн на Плаке за дружеской беседой с медным кувшинчиком вина — легкой смолистой «Рецины». А пока лучше всего сидеть и не двигаться. В этаком пекле чувствуешь, как плавятся твои мозги. Думать и то трудно.

Из этого лениво-полусознательного состояния меня вывело появление красивой девушки, внезапно возникшей из блаженного сумрака прохладного холла гостиницы. Что-то заставило меня обратить на нее внимание. Она быстро подошла к соседнему столику, села и стала вертеться в поисках официанта. Несчастная! В такую жару выйти из дорогого отеля, где в каждом номере темные шторы и бесшумные кондиционеры, где прохладительные напитки приносят прямо в постель, где можно провести эти часы в сладкой полудреме…

К девушке подскочил официант. Она принялась что-то быстро ему говорить, жестикулируя при этом. Официант, услужливо склонившись к столику, глазел на нее, похоже, ничего не понимая. Я прислушался. Девушка говорила по-русски. Официант все-таки догадался, чего от него хотят, и отправился исполнять заказ. Девушка нервно закурила и несколько раз оглянулась на стеклянные двери отеля. С трудом ворочая сухим языком, я поздоровался с ней.

Она вздрогнула от неожиданности.

— Кто вы? — почему-то спросила она.

— Я — русский, — глупо ответил я и пересел за ее столик.

— Заметно, — при этом она снова покосилась в сторону гостиницы.

— Вы кого-нибудь опасаетесь?

— Почему? — испугалась она.

— Заметно, — подхватил я ее презрительной тон. Девушка зло посмотрела на меня:

— Вас наняли за мной следить?

— В такую жару я бы никогда не согласился.

— Тогда почему вы здесь?

Вопрос был поставлен ребром. Я полез в сумку, достал газету с моей большой цветной фотографией на развороте. Это произвело впечатление:

— Так вы не из наших?

— Каких? — не понял я.

— Неважно. Не уходите!

— Пока не собираюсь, — сказал я и спрятал газету в сумку.

Официант принес чашечку кофе, стакан минеральной воды с плавающими в ней шариками льда и шоколадное пирожное.

Девушка сделала несколько глотков кофе, запила водой и тихо попросила: «Только не спрашивайте меня ни о чем».

Признаться честно, я и не собирался приставать к ней с расспросами. При ближайшем рассмотрении девушка оказалась с лицом не по возрасту уставшим. Ее прекрасные волосы, которые она постоянно отбрасывала рукой назад, набегали на глаза, придавая ее взгляду таинственную напряженность.

Она держала стакан длинными тонкими пальцами обеих рук и периодически прижимала его к сухим, немного впалым щекам. Я молча ее разглядывал. Никаких мыслей о продолжении знакомства у меня не возникало. Было слишком жарко. Я спокойно пил свою колу. Очевидно, девушку начало тяготить затянувшееся молчание. Она снова оглянулась на двери отеля и по-детски жалобно попросила:

— Поведите меня куда-нибудь, где не так душно.

— Лучше всего укрыться в вашей гостинице. Она вскочила:

— Нет! Туда нельзя. Идемте! — и, оставив на столе деньги и неначатое пирожное, устремилась на проспект Панепистимиу.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

Если в Афинах во время сиесты, когда у вас нет ни сил, ни денег, девушка попросит уделить ей внимание, срочно ведите ее в королевский парк. Это освежает.

Мы дошли до официозной площади Синтагма, прошли мимо почетного караула у памятника неизвестному солдату, возле которого американские бабушки-туристки в разноцветных шортах кормили голубей. (Вот еще кому, как и русским, — что жара, что холод — один черт.) И вошли в парк.

Гигантские пальмы у входа с удивлением взирали на нас, одиноких посетителей.