Инна Бачинская - Два путника в ночи

Лека лежал на полу, подтянув колени к груди. На лице его застыло выражение удивления. Из открытого рта – словно Лека кричал беззвучно – вытекала тонкая, почти черная струйка крови. Глаза, полуприкрытые пушистыми ресницами, смотрели в пол. Он не дышал. Коломиец в отчаянии сел на диван. Положил револьвер рядом. Оружие больше не казалось ему красивой игрушкой. Между лежащим на полу человеком, пугающе неподвижным, и изящной вещицей протянулась ниточка, которая никогда уже не порвется. Коломиец сидел, ссутулившись, представляя себе, что Бизон уже звонит хозяину, докладывает о том, что произошло, и через очень короткое время здесь будут люди. Бежать бесполезно. Да и не хотел он бежать. Он убил человека. Человека, которого едва знал, убил только из-за того, что решил поиграть в супермена. Влез в чужую игру. Он так глубоко задумался, что не сразу понял, что слышит стон. Звук доносился из соседней комнаты. Он потянулся было за пистолетом, но передумал.

В комнате – это была спальня – горела лампа под уютным зеленым абажуром. Она выхватывала из мрака постель, скомканные простыни и полуодетую женщину на них, лежавшую вниз лицом. Она застонала и шевельнулась. Оперлась на руки, пытаясь подняться. Коломиец бросился к женщине. Она, увидев его, закричала, закрыв ладонями окровавленное лицо.

– Не бойтесь, – сказал Коломиец. – Кто вы?

Женщина молчала. Она убрала ладони от лица и посмотрела на Коломийца. В глазах ее стоял ужас.

– Оденьтесь, – сказал Коломиец, – пожалуйста. – Он шагнул к женщине. Она отползла в глубь кровати. Губы ее шевельнулись, она что-то сказала, но он не расслышал ее слов. – Нужно уходить, – сказал он. – Вы можете встать? – Она кивнула. Руки ее бессмысленно шарили по простыням, и Коломиец не был уверен, что она его понимает. – Быстрее! – сказал он. – Вставайте!

Она повиновалась. Начала застегивать порванную на груди блузку. Спустила ноги с кровати, нашаривая туфли. Потянулась за сумочкой. Покачнулась. Он подхватил ее, помог удержаться на ногах. Отвернулся, когда она стала натягивать юбку.

– Идите, – сказал, – я сейчас.

Он сгреб с кровати окровавленные простыни, скатал в тугой узел. Она, озираясь, стояла посреди комнаты. Серели утренние сумерки. Легкий сквознячок шевелил занавеску на окне. Она сделала несколько шагов к камину, потом к двери. Она была похожа на человека, который силится вспомнить что-то. Осторожно обойдя мертвого Леку, подошла к куче тряпья у двери, опустилась на колени. Протянула руку, сдернула верхнюю тряпку. И вдруг закричала пронзительно и тонко: «Нет! Нет! Нет!» Коломиец с ужасом увидел, что там, под тряпьем, был человек, видимо, мертвый. Женщина, вцепившись в него, попыталась поднять. Она, всхлипывала, повторяла: «Игоречек, вставай! Родной мой! Игоречек! Игоречек! Вставай!» – и тащила человека на себя.

Коломиец беспомощно оглянулся. Наткнулся взглядом на лежащего у стены Леку. К удивлению своему, не почувствовал страха оттого, что человек этот был убит им, Коломийцем. Ничего не почувствовал. Те чувства, которые он испытывал совсем недавно, минут пять или семь назад, испарились без следа. Он поднял пистолет с дивана, сунул в карман. Подошел к женщине. Она уже не плакала. Лежала молча, уткнувшись лицом в грудь мертвого человека. Коломиец сказал: «Пойдемте!» – и потряс за ее плечо. По тому, как подалось под рукой ее плечо, он понял, что женщина без сознания. Он постоял, раздумывая. Потом пошел из комнаты. Подогнал машину к дому. Он не собирался оставлять ее здесь. Она – свидетель. Видимо, их было двое на даче – она и ее муж. Почему-то у них были документы генерала Медведева. Мужа убили. В доме, заметая следы, собирались устроить пожар. Если Иван доберется до нее – она погибла. Если доберется полиция, то… неизвестно. У Ивана везде связи. Значит, нужно увезти ее и спрятать.

Так примерно раздумывал Василий Николаевич Коломиец, выводя женщину из дома и усаживая ее в машину. Он захлопнул дверцу машины и еще раз вернулся в дом. Протер носовым платком дверные ручки – непонятно, зачем, ведь Бизон видел его. Оглянулся в поисках женской одежды. Подобрал с пола блестящий тюбик губной помады. Ворох окровавленных простыней бросил в багажник. Если не будут копать глубоко, то доказать, что она была в доме, будет сложно.

Женщина дрожала, как в лихорадке, и бессознательно утирала ладонью кровь, сочащуюся из разбитых губ. Он протянул ей салфетки. Подумал вдруг, что она может испачкать обивку машины, и ему стало стыдно. На мосту через речонку Стрежень он остановил машину. Не выходя, открыл окно и с силой швырнул пистолет через парапет. Услышал далекий всплеск где-то внизу…